Немногие европейцы приспособлены к тому, чтобы разглядеть в обычных вещах нечто мистическое, потустороннее, даже живое. Но восприятие азиата, конечно, отличается от этого европейского поверхностного и невидящего скрытый смысл взгляда. И если взять азиатское культурное пространство, а из него выделить литературное пространство, нет сомнений, что из всех тамошних национальных литератур наиболее богато представлена на нашем, русскоязычном, просторе литература японская. Прежде всего бросается в глаза при знакомстве с японскими авторами их необычное мироощущение. Если для европейца, к примеру, камень — это твёрдая материя, строительный материал и горная порода, то для японца камень — ни что иное как символ, аллегория, оживающее в воображении представление. Ведь камень не может быть куском породы, он обязательно о чём-то напомнит, он вдруг превратится… В каком-то смысле так и есть: неживое превращается в живое, если в этом есть смысл. Но бессмысленно из живого делать неживое: никого это не удивит. Разве что удивит безумное устремление живого существа превратиться в неживое, уничтожить в себе все остатки живого, посчитав это единственно верным и необходимым шагом… или условием существования? Если не в камень, то, например, в бревно. Да-да, в обыкновенное деревянное бревно. Невероятно! Но посмотрите вокруг, проанализируйте, почувствуйте… Где живые? Что они делают? Прислушайтесь. Слышен шум? Когда-то они были живыми, но уничтожили себя сами.