Мексиканский режиссёр Гильермо дель Торо снял известный фильм «Лабиринт Фавна», в котором вообще-то много всего: тут и историческая драма, и фэнтези, и ужасы, и всё это увлекательно, динамично, по-приключенчески. Особенно интересна историческая линия картины: показаны во всей красе, в своей исключительной злости, фашисты, их капитан Видаль как средоточие злобы и ненависти, показаны пытки пленённого им партизана, — вот почему спасались бегством из Испании анархисты, коммунисты и все несогласные с воцарившимся в их стране зловредным режимом. А до этого была гражданская война, она была ещё в тридцатых годах, и тогда не было смысла бежать – надо было бороться. Анархисты и другие храбрецы, которым была действительно небезразлична свобода и справедливость, и не думали спасаться, – они ведь были храбрецами и, не жалея живота, противостояли тоталитарным силам, – они спасали будущее: своих детей, среди которых, как известно, была будущая мама Валерия Харламова, непревзойдённого в мире хоккеиста, и среди которых был «Испанец в России» Дионисио Гарсиа Сапико, чья книга воспоминаний – редкостная находка для любителя истории, культуры, традиций народов и стран.
Да речь о них можно вести продолжительную, но их причастность к Артуру Мейчену и его произведениям весьма условна, или опосредована. Необходимо вернуться к фильму – «Лабиринт Фавна». Или «Лабиринт Пана»? Эти боги, несомненно, близки как по характеру, так и по географическому местонахождению своих почитателей. Италия и Греция. Вера в могущественного властителя, в чьих силах даровать людям и природе процветание, плодородие или, напротив, наслать беды. Таким образом, боги похожи, почти одинаковы, быть может – не боги, а один и тот же бог? Но вряд ли стоит в это углубляться, так же как искать параллели у других народов, в других религиях. Важно то, что Гильермо дель Торо не забыл об Артуре Мейчене, сняв свой фильм во многом благодаря сюжетам из произведений английского классика литературы ужасов.
Артур Мейчен уже был хорошо известен, когда Лавкрафт, как это невежливо, но остроумно называется, пешком под стол ходил. Да, повесть Мейчена «Великий бог Пан» потрясла публику уже в конце XIX века. Что ж, Лавкрафту надо было постараться перебить столь высокую козырную карту, предъявленную предшественником, ведь, мало того, что повесть английского писателя была увлекательной и жуткой, как и положено литературе ужасов и мистики, она была современной и своевременной, уже не той, старой, готической, неспешной литературой, от которой читатель, наверное, мог нечаянно начать зевать, а то и уснуть, — это была динамичная, идущая в ногу со временем литература.
Повесть английского писателя ведёт речь о докторе Раймонде, который проводит экспериментальную операцию на мозге девушки Мэри. И ему удаётся активизировать некие нервные клетки в её мозге, и они открывают связь её сознания с потусторонним сознанием… бога Пана! Через некоторое время Мэри умирает от страданий, связанных с созерцанием Пана. Но у неё остаётся дочь Элен, которая и в детском возрасте, и став взрослой, наводит ужас и смятение на своих друзей и близких. Причём она предстаёт в обличьях разных людей, так как имеет способность перевоплощаться. Она уничтожает души людей, из-за неё происходят чудовищные самоубийства. Почему? Через неё с миром соприкасается Пан. И она в конечном счёте тоже умирает.
Повесть «Великий бог Пан», всеочевидно, приоткрыла новые глубины, даже бездны, в которые потом, то есть уже скоро, заглянет воплощённый мастер и великий творец – Говард Филлипс Лавкрафт. Но от «Великого Пана» до сверхъестественных и ошеломительных произведений американского классика останется всего каких-то два шага и в плане построения новой классики жанра ужасов и мистики. Во-первых, Лавкрафт станет писать ещё мрачнее, не теряя при этом увлекательный сюжет, а во-вторых, он, как настоящий американец, забудет о всяких-разных правилах и традициях «готического романа». Он станет неостановим, его литература окажется настолько бешеной и жуткой, что кто-нибудь даже спросит: «А он был не сумасшедший?»
Нет, Лавкрафт не был сумасшедшим, как его отец, но он был гениальным. И всё же, если кто и стоит рядом, в двух шагах от Лавкрафта, — это он, Артур Мейчен. Его «Великий бог Пан» является произведением оригинальным и значительным. По стилю его произведение, безусловно, принадлежит к лавкрафтовской волне, которая вобрала в себя холодный мрак старой готики и современный horror. Однако у Мейчена, это очевидно, ещё нет такого «физического» ужаса, как у более поздних писателей, например, у Роберта Мак-Каммона. Не так развит и «психологический» ужас, как, например, у Стивена Кинга. Одна из видимых невооружённым глазом причин этого — стиль написания произведения, когда автор находится как бы «вне урны». «Внутри урны», понятно, всё описываемое выглядит куда страшней, так как описывается очевидцем, а не с его слов кем-то ещё. «Внутри урны» быть, конечно, страшно, и можно не уснуть, но… всегда хочется самому почувствовать весь ужас. «Я почти лишился чувств, когда созерцал это», — звучит не так ярко, как «почувствовал вдруг леденящее дыхание угрозы для жизни всего человечества». И в этом разница.
Сергей Никифоров, 2012