Он работает в газете внештатным корреспондентом. Его зовут Авдием, а фамилия у него — Каллистратов, весьма запоминающиеся имя и фамилия. Они ассоциативны. Несомненно, они о чём-то важном говорят. Авдий, по заданию редакции газеты, внедряется в среду наркоманов, знакомится с «гонцами», и едет с ними не в ближний путь — в Среднюю Азию, где цветёт пышным цветом конопля, где произрастает анаша… В действительности Авдию не нужна эта анаша, ему важно проникнуть в преступную среду изнутри, а потом написать в газету, — он едет за остросенсационным материалом. Но у него есть свои принципы — правильные и честные принципы, которые приводят его к конфликту с «гонцами» и их главарём Гришаном. Его избивают и выкидывают на ходу поезда из вагона, он весь избит… Верно, он хотел посвятить свою жизнь Богу — в том смысле, что готовился стать духовником, но у него не получилось. Его обвинили в том, что он еретик и изгнали из семинарии. Он не нашёл себя в человеческом обществе. У него незаладилась жизнь.
Весь избитый «гонцами», он доходит до людей, но первый же блюститель «порядка» забирает его в отделение. Там он встречает… «гонцов»! Их взяли с поличным, с наркотиками, по ним теперь плачет тюрьма; Авдий хочет за них заступиться — точнее, разделить их участь, но они его теперь не признают за своего. Авдия, после проверки, отпускают на свободу, а наркоперевозчиков увозят под конвоем прочь. Авдий добирается до своей редакции, но у него, как всегда, сложные отношения с человеческим обществом, у него и в редакции не ладятся дела. Он отправляется в путь к Инге Фёдоровне, ко своей любимой женщине, но и здесь его ждёт неудача: он её не встречает, но попадает в банду, и уже бывший старшина дисбата Обер и другие подлецы его связывают и избивают, — он ведь, наивный, думал, пытался, как мог, остановить убийц беззащитных животных — а они его привязали к саксаулу и оставили. И он висит на нём, как будто Христос висит на кресте.
Айтматов становится похож на Булгакова, когда внедряет в свой роман рассказ о Христе и Понтии Пилате. Это та же самая сцена: перед прокуратором предстаёт он, основатель Учения и избранник Всеблагого Господа, а иначе Сын Его. И они беседуют — прокуратор, всего лишь человек, и Сын Божий. Но если у Булгакова об этом написано превосходно, мастерски, неизбито и интересно, то Айтматов, что называется, заметно лажает, его недоделанная сцена вызывает скорее сочувствие, нежели впечатление, которое она, по идее, должна создавать. Нет, Айтматов не добавил ничего нового в рассказ о Понтии Пилате и Христе. Его Сын Божий получился невыразительным, слабым и даже отчасти трусливым.
Роман «Плаха» вообще далёк от литературного идеала. Характерны для «Плахи» различные неточности и ляпы. Так, например, волки не перегрызают горло яку, а перерезают. Таких примеров — просто жуть! Это режет глаз, это режет слух, хоть какое-то оправдание для Айтматова насчёт всего этого — он не русский, русский язык для него не родной. Но до Вергилия ему — что первобытному человеку до Луны.