В этом мире всегда так: одному – всё, другому – ничего. Несправедливость чистой воды. Отсюда проистекают все революции, социальные движения, противоречия, андеграунд. В конце восьмидесятых прошедшего века стало очевидно: что бы в культуре ни делалось, оно неизбежно будет приспособлено, втиснуто, поставлено на службу мейнстриму, который представляет собой власть и капитал, если сказать двумя словами. Прямо по Марксу и Ленину. По Теодору Адорно, например.
Современность, конечно, ушла далеко от теорий марксизма, социализма, утопизма. В самом деле, как противоядие современности необходим совершенно новый, уникальный «изм». А ведь он есть. Он был создан в конце восьмидесятых человеком по имени Джеймс Хэвок. О нём практически ничего не известно, мы знаем, что он из Англии, что он написал две новеллы, один сборник рассказов, несколько набросков произведений, которые так и остались не дописаны, ведь автор вдруг исчез, что произошло в последний день 1999 года, и его больше никто никогда не видел.
Остались его новеллы и рассказы, впрочем, можно ли их, эти произведения, так назвать? Да, вроде бы они написаны человеческим языком, буквы знакомые, слова многие – тоже, есть абзацы, заглавия, что-то близкое к сюжетам, какие-то названия, имена… Но это всё не главное, это так, чтобы было, чтобы можно было читать. На самом деле читать не просто, произведения словно зашифрованы, в них содержится некая враждебная самому миру и самой жизни квинтессенция, в них настолько искажённая – и в то же время правдивая – явь, что её не отличить от бреда, но это не бред, это только выглядит абсолютно безумной выходкой отчаявшегося ума.
Культура массовая, мейнстрим не сможет приспособить к своим порочным нуждам эту эякуляцию, эту квинтессенцию противоречий, безумий и антинравственности. Это совершенно не для обывателя. Буквально каждое предложение в этом дьявольском письме будет бросать обывателя нещадно в ад, в самое пекло, куда, впрочем, обывателю и путь-дорога: другой нет. Джеймс Хэвок вышел на тропу войны, чтобы позабавиться и ввергнуть в ад всех попадающихся ему мещан, создателей этого говномира, гордо именуемого Вселенной, или Космосом. Как бы не так! Говномир – он может быть максимум «Космическим Клиторальным Концлагерем», но уж никак не прекрасным и вечным, каким его представляют реальные говнобои!
Ну а говнобой Эштон – он словно рыцарь, который столетиями висел, молчал, но вдруг не выдержал и сорвался. Он сбежал. На день коронации он начал свой крестовый поход против нации самок. Естественно, он не хотел, чтобы в мире говна было больше говна. И следуют зверства. Дев прибивают к мельницам гвоздями, старух набивают шишками, из женщин делают одежду, вдов заставляют раздирать собственные промежности костями умерших супругов. Где-то есть проститутка Кирка, которая, после святого откровения, ведёт свою так называемую армию в сторону Эштона. Когда её приближение уже неминуемо, говнобой поднимается и встречает её вымыслами и доктринами, таково его оружие, Кирку отбрасывает прочь, Эштон празднует победу. Да нет – он ничего не празднует, он цитирует свои Говнозаветы…
Бывают в жизни потрясения. Бывает чувство полнейшего осознания правды, о которой раньше никто не говорил. И не говорит до сих пор. Только Джеймс Хэвок. Только уникумы, как он. А вообще-то нет в этой уникальности ничего уникального – кроме того, что есть правда о том, что мир – это, извините, говно, а жизнь – это такой же ад, как, например, ад преисподней – если брать голую, неприкрытую враньём и идеологическими «промываниями» материю. Да, какой же здесь ад, среди мещан, капиталистов, начальников и прочего, как минимум, говна. Не позавидуешь говнобою в ночной стране. Но он не говнобой, а умница. Яйцекладбище в мозге, а Эштон в самом центре небытия.
Сергей Никифоров, 2012