Почти забытый Арно Шмидт дал литературе и миру гораздо больше, чем многие его современники, которых до сих пор чтут и читают. Страшно неблагодарное это дело — заниматься литературой в мире, где нет уважения к настоящему гению, к его труду!
Арно Шмидт — не просто значительная фигура в истории немецкой литературы XX века. Его называют «наследником экспрессионизма». Но ведь он не привязан к кому-то. Он — сам по себе. И поэтому он впереди всех. Его литературная изысканность — его собственный стиль: ставить после «но» двоеточие, а после тире — ещё тире — далеко не каждому литератору придёт на ум.
Итак, он никогда не был популярен, но его литературный стиль удивительно дышит оригинальностью и многозначительностью.
В рассказе «Левиафан, или лучший из миров» он изобразил группу беглецов, которые спасаются от войны, пытаются уехать в товарном вагоне, их настигают советские танки, и происходят ужасы войны, когда ни в чём не повинного малыша разрывает гигантскими осколками, — в то же время пастор, один из группы беглецов, витийствует, лакействует, благословляет своего Господа: как будто его Господь столь милый и добрый, а человек, даже этот погибший малыш, — изначально греховный и недостойный.
Да, в каком же гадком мире мы живём, что люди здесь могут благословлять Того, кто развязал войну и убил ни в чём не повинных… Лучше бы они прокляли Его!
«Левиафан», поглядев на него только поверхностно, априори, не представляется произведением многозначительным и достойным для чтения в течение долгих часов, это небольшой рассказ, каких, обычно, у любого среднего звена писателя наберётся сотня-две, а то и больше. Только — не в том дело, что он рассказ небольшой, а в том, сколько в нём всего: сколько философии, глобального мышления, изысканности, — чёртова уйма!
Почему чёртова — потому что, как видно, в этом мире, даже если и есть что-то глубокое и сильное, оно не окружено божественной аурой, сияющим светом. Во мраке и неизвестности странствует дух. Бог, идеальный и незлобивый, здесь не живёт.
Арно Шмидт приводит беседу одного солдата с гитлерюгендовцами. Как всегда — неиссякающий оптимизм, стандартные фразы типа «мы победим». При виде нового оружия вождя у Геббельса обмерло сердце. Они заманивали в ловушку советскую армию. Сумасшедшие! Хорошо бы, чтобы человечество изничтожило себя, да побыстрей, — Арно Шмидт не сомневается, что из себя представляет человечество: это тупые скоты, место которым в аду! Впрочем, Земля всё больше походит на ад… Арно Шмидт об этом не говорит, да это читается между строк.
Писатель критикует всё и вся, достаётся даже анабаптистам, а мы ведь знаем, какими они были — правильными были анабаптисты: революционными и социальными, но, конечно, с недостатками — с жаждой бестолкового разрушения… Почему? Потому что не может быть в мире зла идеала и совершенства: когда такой идеал, такое совершенство появляется — как тот малыш, — оно быстро уничтожается, не вписавшись в принятое и однозначное целое. Этим целым правит Демон, который известен под именем Бога. Так его называют рабы, или черти.
Идеал и совершенство могут не уничтожиться, а перемениться, словно хамелеон. И тогда грядёт новое зло — вместо идеала и совершенства. Но называть его могут добром.
Сергей Никифоров, 2012