Это случилось, когда он достиг возраста Христа. Он - алькальд Кортес - с нечистой помощью добыл себе титул капитан-генерала, нагрузил объёмные суда сотнями солдат, матросами и пушками - и отправился в благочестивый путь.

За бортом тихо шумело море, вдали парили чайки, а флотилия двигалась по проложенному предшествующими завоевателями невероятно выгодному маршруту.

Однако опыт предшественников был не слишком удачен, и в голову Эрнана стучалась и стучалась нетерпеливая мысль: подойти ко встрече со врагом в крайней боевой готовности.

На горизонте замаячил остров Косумель - от него до материка всего ничего - и генерал решил взять манёвр, скомандовал высадку, и испанцы расположились лагерем на чужой и как бы отдыхающей земле.

Поблизости находились туземцы, Кортес устроил муштру, его сорвиголовое воинство скрипело зубами, но выполняло команды, и стреляло, и не слезало с лошадей, а те, кто привык к вольностям, страдали от кар, их сажали на цепь или им дали палок…

<Страна Кактуса и Орла> - это могла быть сказочная страна, но не стала, нет; генералу было скучно, не терпелось - и он выразил желание познакомиться с местными - выяснить, какие они, сколько есть у них?

Как только пред ним предстал касик туземного племени, в его очах вспыхнул безотчётный огонь. Однако очи генерала быстро затухли, оценив касика и его скромное селение очень низко…

Дисциплина дошла до ужаса - кажется, воины начали сходить с ума от муштры, от злости, от въевшейся неуравновешенности.

- Ладно, поехали, - словно дрессировщик, бросил Эрнан воинству - и оно как сорвалось с цепи: как же поскорей хотелось разрядиться!

И одним махом конкистадоры оказались у северного американского материка - на подступах к индейской ойкумене. Поплавав вдоль берега, Кортес зорко высмотрел прибрежные районы, а затем вытянул свой указующий перст.

Стоянка в устье реки Табаско как неизбежный плацдарм, пересадка в лодки, и уже ничто не мешало испанцам проникнуть вглубь неприятельской территории. Оставалась одна дежурная молитва, без которой никак не обойтись!

Наступило утро, тринадцатый день месяца, предсказанный год, и последняя задержка: пока выяснялось, любит ли бог существ в христианском облике, воины сидели молча…

Но что же делать? Их бог Кортес не любил недовольство, и мог - как одному бедняге - отрубить ногу, лишив того, зачем они приехали.

В конце концов испанцы выступили. Индейцы, почувствовав их приближение, вышли на переговоры, но заместо приветствий услышали:

- От имени короля и королевы, усмирителей варваров…

Им стали зачитывать <Требование>, суть которого сводилась к тому, что милостивый папа - словно властелин Вселенной - пожаловал их земли королю, а тот требует вернуть земли или платить ему дань.

Слышали бы туземцы, что им говорят, они, вероятно, подумали бы, что пришельцы сильно повреждены умом, но бубнение, да ещё на расстоянии, лишь провоцировало нервные пересмешки конкистадоров - этим было совсем невтерпёж.

- И если вы так не сделаете, уведомляем вас, что с божьей помощью мы будем воевать с вами, захватим вас и ваших жён в плен и обратим в рабство, - заканчивались строчки документа.

Они стояли на реке - друг против друга - лодки пришельцев и каноэ индейцев.

<Сейчас мы их перебьём, как собак, и захватим целый город,> - пульсировала ярким прожектором мыслишка в безумных очах бывшего стряпчего, а ныне генерала с ликом святого.

Тишина. А потом наступит сущий ад. Лишь мгновения - и в воздухе запахнет кровью, везде будет дым, неразбериха, пальба, крики раненых и возгласы атакующих, - как только скомандует он, слабовольный служака и трус, чья ложь обманула многих и многих…

Так кем же он был? Святым? Вот-вот отдаст он приказ - и вся христианнейшая армия ринется на такого сладкого и милого врага… Зачем? Чтобы чувствовать себя прекрасно и чтобы убить прежде всего самих себя.

Он вытянул свою шпагу, как перст, и заорал:

- Сантьяго!

После бойни трупы свалили в кучи вдоль берега и подожгли. Эрнан потирал руки. На этот раз даже обошлись без обрядов - хватило крёстного знамения, чтоб уничтожить то, что говорило из души. Однако никто уже его не слышал.

Святой Кортес и воинство остались в памяти людской надолго. Что было дальше? Впереди была вся Мексика. Они помчались распинать её на искажённом - своими собственными муками - кресте.