СУДЬБА

превосходство будущего над прошлым,

или почему в мире царство зла

Пишите на e-mail analyans@mail.ru.

Яндекс.Метрика

 

 

НЕЖИВОЙ

 

Приказы из небытия

 

 

Сделавший это падает вместе с люстрой на пол и откашливается. Нашёл в себе силы и удавился, - думал, что всё кончилось, но, как видно, не угадал. А порвалась не верёвка. Он выбрал крепкую. Порвалась люстра. Невозможно, - он осматривает её, ещё не отдышавшись. - Самая крепкая люстра - и та. И прилегает на кровать.

Люстра порвалась посередине, её железный и крепкий, как видно, не пластмассовый, а стальной толстый остов разорвался на две части, и одна упала ему на спину, а вторая продолжает жить на потолке, словно издевается над ним, неудачным и безнадёжно больным после некролиза в недрах тюрьмы. Тюрьма не отпускает, она ещё в нём, он ещё в ней, и не может отойти, и, наверное, никогда не отойдёт от того хаоса, от той боли и безжизненной тьмы, что поселились в нём, хотя он всячески пытался этому мешать. Даже он не смог. Не смогли и те, кто служили рядом с ним. Он ни с кем не виделся и не слышался после прибытия на гражданскую, но он бы сказал, глупую, нелепую жизнь: ни с кем из выживших, но потерявших себя людей, давно не людей, но так называемых всё равно, с которыми он тянул лямку в неволе, с которыми он умирал и проходил все стадии безжизненности, всю круговерть небытия.

Наверно, тюрьма не оставит в покое? А им нужен покой. И ему. И он бы хотел, чтобы закончилось всё - пускай вместе с ним. Наверное, когда-нибудь получится, - он так и не оставляет единственного желания, которое у него родилось: убиться насмерть.

 

ОНИ ДУХИ. ОНИ РАБЫ. АТМОСФЕРА ИХ ДЕЛАЕТ РАБАМИ. ДЕМОНЫ, ПОИЗДЕВАВШИСЬ ВДОВОЛЬ, ЛЕГЛИ СПАТЬ. ДУХИ ПОПАДАЛИ В КРОВАТИ.

ЧЁРСТВЫЕ, ВПИВАЮЩИЕСЯ В НИХ, ЛЕЖАНКИ - И МЫСЛИ, ЕЩЁ ЖИВУЩИЕ В ГОЛОВЕ. КАК БЫТЬ? ЧТО СДЕЛАТЬ - ТАБУРЕТКОЙ ПО ГОЛОВЕ, ПО ЖИВОМУ ЧЕЛОВЕКУ? И ПОСЕЯТЬ СМЕРТЬ? И ВСЕ БУДУТ НЕСЧАСТНЫ? НО ВСЕ УЖЕ НЕСЧАСТНЫ! ВСЕ УЖЕ ПОТЕНЦИАЛЬНО НЕ ЖИВЫ…

- ПОДЪЁМ! - БОДРЫЙ КРИК - И ДУХ ОТКРЫВАЕТ ГЛАЗА. ОН ВЗДРАГИВАЕТ: ОН НЕ ВО СНЕ, А В КАЗАРМЕ, В АРМИИ, В ДУХОВНОЙ ТЮРЬМЕ И МОГИЛЕ. И СОВСЕМ НЕ СПАЛ: НЕ ДАЛИ.

- ПОДЪЁМ, СУКА! - НАД ЕГО УХОМ КТО-ТО КРИЧИТ, А ЕГО ПРОНЗАЕТ ПРИСТУП БОЛИ: КАК ИЗВИВАЕТСЯ ПОБИТЫЙ ЗМЕЙ - ТАК ИЗВИВАЕТСЯ ПОБИТЫЙ ЧЕЛОВЕК В КРОВАТИ - А ПРИЗРАЧНАЯ ФИГУРА СОЛДАТА С ЦЕПЬЮ УДАЛЯЕТСЯ - К ДРУГОЙ КРОВАТИ - БУДИТЬ - ВЫКРИКИВАТЬ - СТЕГАТЬ ЦЕПЬЮ - НАПРАВО И НАЛЕВО - ПО КРОВАТЯМ С ЖИВЫМИ ЛЮДЬМИ - НЕ СЧИТАЯ ИХ ЖИВЫМИ - СЧИТАЯ ИХ НЕЖИВЫМИ, ПЕШКАМИ, ФИГУРКАМИ - НЕНАВИДЯ ИХ, СРЫВАЯ НА НИХ НАКОПЛЕННОЕ ЗЛО.

ПРИЗВАННЫЙ НАКАНУНЕ - И РАСТЕРЗАННЫЙ В ПЕРВУЮ АРМЕЙСКУЮ НОЧЬ, КАК И ОСТАЛЬНЫЕ, - ВСКАКИВАЕТ С ДОПОТОПНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ЛЕЖАНКИ, ЧТОБЫ ДЕЛАТЬ ТО ЖЕ, ЧТО И ОСТАЛЬНЫЕ. ОН НЕ ЗНАЕТ, ЧТО БУДЕТ, ЕСЛИ ОН НЕ СДЕЛАЕТ. НАВЕРНОЕ, ЕГО УБЬЮТ, СОВСЕМ УЖЕ УБЬЮТ.

ВМЕСТЕ С СОЛДАТАМИ - ЛЫСЫМИ, ТОЩИМИ, ПЕРЕПУГАННЫМИ, НЕСКЛАДНЫМИ - НАСТОЯЩИМИ ДУХАМИ, А НЕ ЛЮДЬМИ! - ОН БРОСАЕТСЯ К ТАБУРЕТКЕ - ТА СТОИТ У ЕГО РЕШЁТЧАТОЙ ЛЕЖАНКИ - СХВАТЫВАЕТ ФОРМУ, СУДОРОЖНО, БЕШЕНО, БОЯСЬ НЕ УСПЕТЬ ЗА ВСЕМИ, НАКИДЫВАЕТ, НАБРАСЫВАЕТ ЕЁ НА СЕБЯ - ВДЕВАЕТ СЕБЯ В НЕЁ - ВКИДЫВАЕТ НОГИ В САПОГИ, ХВАТАЕТ РЕМЕНЬ, ШАПКУ - И БРОСАЕТСЯ В СТРОЙ.

СТРОЙ СТОИТ - НЕЕСТЕСТВЕННО И НЕРЕАЛЬНО, КАК ПОД ГИПНОЗОМ: ОДИНАКОВЫЕ СОЛДАТИКИ ПОСРЕДИНЕ КАЗАРМЫ, ПЕРЕД ЧЕРТОЙ, ОБОЗНАЧЕННОЙ НА ПОЛУ, В ДВЕ ШЕРЕНГИ, В ДВЕ ПРЯМОЛИНЕЙНЫЕ ОЧЕРЕДИ, ЗАСТЫВШИЕ, СЛОВНО НЕЖИВЫЕ, СЛОВНО НЕСУЩЕСТВУЮЩИЕ, СЛОВНО ЛИШЬ ДЕРЕВЯННЫЕ, ГЛИНЯНЫЕ СТАТУЭТКИ.

ШОРОХ - И ОТКУДА-ТО СЗАДИ ЭТИХ ЖИВЫХ, НО КАК БУДТО БЫ НЕЖИВЫХ ОЧЕРЕДЕЙ ВБЕГАЕТ ЕЩЁ ОДИН СОЛДАТ, ЕЩЁ ОДИН ТЕРРАКОТОВЫЙ ВОИН, ОПОЗДАВШИЙ НА ВСЕГО ЛИШЬ СЧИТАННЫЕ МГНОВЕНИЯ - НЕ НА СЕКУНДЫ - СИНХРОННО ВСТАТЬ В СТРОЙ.

- ОТ-СТАВИТЬ! - ТАК, БУДТО ПО ВЫВЕРЕННОМУ ПЛАНУ - В ПОЛНОЙ ТИШИНЕ, В СКЛЕПЕ, В МАВЗОЛЕЕ, - ДИКТУЕТ СО СЛАДОСТРАСТИЕМ ДЕМОН, ОН ЖЕ КОМАНДИР, СТОЯЩИЙ ПЕРЕД СТРОЕМ, НО НЕТ, СОВСЕМ НЕ ТАК, КАК ДУХИ, В СОЛДАТСКОЙ ФОРМЕ, - НО НЕ НЕЛЕПО ВИСЯЩЕЙ, - В КИРЗОВЫХ БЛЕСТЯЩИХ САПОГАХ, - НО С РУКАМИ В КАРМАНАХ, - С ПРИЧЁСКОЙ, С НАСМЕШЛИВЫМ И МСТИТЕЛЬНЫМ ВЫРАЖЕНИЕМ В ЛИЦЕ.

ПО ЕГО ПРИКАЗУ ДУХИ, СТОЯВШИЕ ПЕРЕД НИМ В ДВЕ ПРАВИЛЬНЫЕ НЕДВИЖИМЫЕ ШЕРЕНГИ, РАЗЛЕТАЮТСЯ, СЛОВНО ПОТРЕВОЖЕННЫЕ ВОРОБЬИ - УЖЕ ОНИ В КРОВАТЯХ, ПОД ОДЕЯЛАМИ, УЖЕ БЕЗ ФОРМЫ - ОНА УЖЕ НА ТАБУРЕТЕ: НА ОДНОМ, НО В БЕСЧИСЛЕННОМ КОЛИЧЕСТВЕ КОПИЙ; И БЕСЧИСЛЕННОЕ КОЛИЧЕСТВО КОПИЙ ОДНОЙ КРОВАТИ, РЕШЁТЧАТОЙ, УБОГОЙ, ЧУДОВИЩНОЙ, ЗАПОЛОНИВШЕЙ ВСЮ КАЗАРМУ В ДВА ЭТАЖА.

- ПО-ДЪЁМ! - КОМАНДУЕТ ПРИЗРАК - И РАСХАЖИВАЕТ ТУДА-СЮДА ПО БЛЕСТЯЩЕЙ ВЗЛЁТКЕ, ЛИНОЛЕУМНОЙ ПЛОЩАДКЕ В ЦЕНТРЕ ЗАЛА КАЗАРМЫ, С ДЛИННОЙ ПОСРЕДИНЕ ПОЛОСОЙ.

КАЗАРМА ОЖИВАЕТ: ВЗДРАГИВАЮТ ЛЕЖАНКИ - ОДНА ЛЕЖАНКА В ТЫСЯЧУ КОПИЙ, ВСКАКИВАЮТ НЕЖИВЫЕ ДЕРЕВЯННЫЕ ПЕШКИ - ТАК ЖЕ ТОЧНО, КАК ОДНА, ВКЛАДЫВАЮТ СВОИ ФИГУРКИ В ПРАВИЛЬНЫЕ ЛИНИИ, СКЛАДЫВАЮТ СТРОЙ.

ЛИШЬ ТОТ, ЕДИНСТВЕННЫЙ, ЗА ВСЕМИ НЕУСПЕВШИЙ ДУХ, СКЛАДЫВАЕТ СТРОЙ НЕСИНХРОННО. ОН ТОЧНО ТАКОЙ ЖЕ, КАК И БЕСЧИСЛЕННЫЕ ФИГУРКИ, НО НЕ ТАКОЙ ЖЕ БЫСТРЫЙ. ПОЧЕМУ? ЕСЛИ БЫ ЭТИ БЕСЧИСЛЕННЫЕ ФИГУРКИ МОГЛИ ЗАМЕДЛИТЬСЯ, СЛОЖИЛИ БЫ СТРОЙ С УЧЁТОМ ЕГО БЫСТРОТЫ, БЫЛО БЫ ЭТО НОРМАЛЬНО? - ДЛЯ ВЫШАГИВАЮЩЕГО ПЕРЕД ВСЕМИ КОМАНДИРА?

НО КОМАНДИР НЕ ПЕШКА - РАЗВЯЗНЫЙ, СЛАДОСТРАСТНЫЙ, С ВЫШАГИВАЮЩИМИ ПЕРЕД СТРОЕМ САПОГАМИ.

- РОТА, ОТ-СТАВИТЬ! - ПРИКАЗЫВАЕТ ОН.

ШЕРЕНГИ РАССЫПАЮТСЯ - И ТЕРРАКОТОВЫЕ ФИГУРКИ, РЕЗКО ОЖИВ, РАЗЛЕТАЮТСЯ, СЛОВНО ВОРОБЬИ, И СУЕТЯТСЯ ОКОЛО СВОИХ ОБЛЕЗЛЫХ, ДЕРЕВЯННЫХ, ЧУДОВИЩНЫХ ТАБУРЕТОВ.

И ПРЫГАЮТ ВСЕ ВМЕСТЕ В КРОВАТЬ.

- РОТА, ПО-ДЪЁМ! - КОМАНДУЕТ БЕЗЖИЗНЕННЫЙ ДЕМОН.

И СНОВА: НЕИМОВЕРНЫЙ ШУМ, ЗАМАТЫВАЮТСЯ ПОРТЯНКИ, БЬЮТСЯ О ПОЛ САПОГИ, ХЛОПАЕТСЯ ОТ РЕЗКИХ РЫВКОВ ГИМНАСТЁРКА И ЗАЦОКИВАЮТСЯ РЕМНИ. СТРОЙ ВСТАЛ: ПРЯМОЛИНЕЙНЫЕ, СОВЕРШЕННЫЕ ВОИНЫ, ШЕРЕНГИ, ТОЛЬКО ЧТО ЖИВЫЕ - НО УЖЕ АБСОЛЮТНО НЕПОДВИЖНЫЕ ТЕРРАКОТОВЫЕ СТАТУЭТКИ.

 

Никому он не нужен, а ему не нужна тюрьма. В другой раз он подготовится к своей смерти лучше, - он слишком устал, чтобы пытаться, не переставая… И, пролежав в мрачности, может быть, два, может быть, три часа, помрачнев больше из-за всё тех же воспоминаний а-ля жизнь букашки, прибиваемой к полу безостановочно в течение долгих протяжений табуном слонов, служилый садится на кровать, берёт в руки кусок поломанной люстры, прикладывает к горлу… Даже это он не может сделать! Но дело не в боли, он к ней привычен; наверно, что-то в нём пытается докричаться до него, - хотя он и не слышит, но, может быть, знает, - и придерживает его, отводит от того, чтобы проткнуть себя куском поломанной люстры, покинуть нудный и измучивший его мир.

Либо выслушивать истерики, - как альтернатива существует… Но заключённый к этому не приспособлен. - Лучше пусть бьют и что-нибудь ломают, - правда, подумав о тяжести родных, которые формально лишь родные, о том, что им важнее люстра, чем он сам, служилый берёт телефон и набирает номер ремонтной мастерской.

- У меня люстра. Можно починить?

- Какая люстра? - на том конце провода, кажется, замешательство.

- Обыкновенная. Железная, - снимает напряжение дембель, потому что сразу люди не могут понять то, что их не касается. Они, наверно, и не хотят понять, но вынуждены по долгу службы. И, наверно, служба, которая приносит пользу хотя бы кому-то, не уродует так и не убивает, как происходит во множестве недалёких мест, которые для всех закрыты, но для многих неизбежны.

На другом конце провода предлагается подождать, и дембель ждёт, и потом слышит ещё один голос, уже более компетентный, и дембель объясняет тому, кто с другого конца, свою неинтересную ситуацию, а тот, кто с другого конца, вынужден слушать и притворяться, что ему интересно. И даже говорить в ответ красивые слова, хотя они не красивые, а насквозь лживые, но так тому кажется. И тот, кому так кажется, вынужден лгать дальше и рассказывать о том, как всё хорошо. Но дембелю - нехорошо.

- Вы скажете мне адрес или нет?

- Конечно! А как вы нас нашли?

Ну вот, записав местонахождение в районе не ближний свет, уяснив главное - что оплатить можно и при возвращении хозяйства обратно, - дембель выкручивает часть люстры с потолка, пакует в короб с той частью, что упала на спину, и, умывшись в мутной, но как будто прохладительной воде, - чтобы не вызывать неудобных подозрений, - вытаскивает короб в летний погожий день.

Ему надо дождаться короба, который возит людей, но не бесплатно, потому что никого не интересует, кто он и откуда и почему у него нет ничего: даже копейки денег. И он ждёт короба большого с коробом поменьше, и он думает, что люди живут в таких коробах, ездят и, в конечном счёте, помирают в них; и в головах у них одни короба, и у кого короба больше, тот считается лучше, а у кого меньше, тот презирается и принижается. Какие у них короба… тесные! Как в тюрьме, короба…

Приперев плечом остановку, дембель встал, как камень, мрачный и величественный, а здесь перед глазами проходит девушка, миловидная и весёлая. Но ему не хочется ничего сказать этой девушке, которая задела его своим плечом, и стоит в стороне, строит ему глаза. Наверное, он не так плох, как он думал, но другие пускай живут: они не видели жизнь, а он её знал.

Короб приходит не по расписанию, в коробе давка, толпа, он залезает в неё, протискивая с собой коробку и вызывая реакцию навроде социального волнения, потому что <в автобус с такими коробками нельзя>, и потому что <дальше едет пустой>, и наконец <полегче, а то задавишь>, и, в конце-то концов, дембель вымахал огромный и занял место, а места в коробе мало, не хватает на всех…

- Пешком ходи, молодой ещё! - кричит женщина из глубины салона.

- А ты какая, старая? - отвечает служилый ей.

- Вот хам! Ссадите его с автобуса! Что за молодёжь пошла… - огрызается та.

А служилый уже не отвечает, зря он ввязался в перепалку, люди чувствуют себя богами - ну, может, не все, но есть, поэтому готовы доказывать, что они правы и никогда не ошибаются, а других, по их мнению, неравных и недостойных, готовы ограничивать и принижать. Но куда уже дембелю ниже? Ту бы женщину туда, куда кинули его, - радовалась бы тогда она? Чувствовала бы себя богом? Нет, не рада бы была: до ничтожного червя ей бы было высоко.

Я молодой, а вы старшие и всезнающие… Так почему вы не хотите даже понимать, что я за вас, за родину страдал? Почему вы меня не любите? А я-то думал, что вы действительно будете переживать… Я не могу вас оценить так, как вы себя, но и меня вы не видите… вам наплевать и на родину, и на меня.

Короб еле движется, кто-то испражнился газами, и духота превратилась в туалет. Тут в салоне объявились контролёры; они вошли под видом обычных людей, тихо затаились… И возникли:

- Ваш билетик?

Кто-то успел продраться к другой двери, кто-то дал немного денег - а дембелю с коробкой не повезло не в том, не в этом. Его зажала контролёрша, извозчик остановился и открыл двери, и дембель дёрнулся, чтобы выйти и дождаться следующего короба, к тому же в этом невозможно дышать, как в непроветриваемом туалете, - но контролёрша положила руку на поручень у двери, тем самым преградив ему выход.

- Пустите, - говорит служилый общественному контролю.

- Пущу. Платите штраф! - говорит тётка: сильная, дородная, - и не убирает руку.

- Я выхожу, - говорит он ей.

- Ваш билетик, - вторит она.

- У меня нет, - объявляет ей он.

- Платите штраф! - опять возвращается к началу она.

Тогда он, не зная, что делать, спрашивает контролёршу, действительно ли она контролёрша, она отвечает, что действительно и что нет времени, что люди ждут, а автобус будет стоять, и он будет до тех пор стоять, пока дембель не заплатит штраф.

Дембель недоумевает: он давно не ездил в коробах - и он действительно не поедет? А между тем люди галдят, словно птицы, недовольные тем, что им чего-то не додали, и они недовольны тем, что дембель украл у них несколько драгоценных секунд.

- Но у меня денег нет, - объявляет дембель, но общественный контроль глух - и дембель, прижав короб покрепче к боку, решает шагать через руку. Сильную, дородную, - но не сильнее, нежели его, - напролом. Он не понимает, что так не делается, - для него же привычное дело, когда кости хрустят.

- Ах ты, сука! - слышит он сзади, перешагнув через руку, а когда встаёт на землю и оборачивается - контролёрша с искажённым ненавистью лицом харкает на него.

Двери закрываются и четырёхколёсный короб удаляется.

Её руку он не повредил; она здоровая, будет счастливой. А на его лице плевок. Он садится на свою коробку на остановке, в его душе нет веры ни в кого.

 

КОМАНДИР АРМИИ СОВЕРШЕННЫХ ВОИНОВ УХМЫЛЯЕТСЯ… НА ЭТОТ РАЗ СОВЕРШЕННАЯ СИНХРОННОСТЬ: НА ЭТОТ РАЗ ДАЖЕ ТОТ, НЕУСПЕВАВШИЙ ЗА ВСЕМИ ДУХ, СИНХРОНЕН. И ДЕД, КОМАНДИР, ПАЛАЧ, МЁРТВЫЙ ДЕМОН ПРОДОЛЖАЕТ РАСХАЖИВАТЬ ПО ВЗЛЁТКЕ, НАБЛЮДАЯ ОДИНАКОВЫХ ВОИНОВ, НАБЛЮДАЯ СТРОЙ СОВЕРШЕНСТВА, НЕДВИЖЕНИЯ, НЕДЫХАНИЯ, ПРЯМОГЛЯДЕНИЯ И НЕМОРГАНИЯ.

ОН ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ У КРАЯ СТРОЯ. СМОТРИТ НА КОГО-ТО И УХМЫЛЯЕТСЯ.

- ТЫ! ВЫЙТИ ИЗ СТРОЯ! - ПЛЮЁТ ОН НА СТОЯЩЕГО ПЕРЕД НИМ ТЕРРАКОТА.

ТОТ СО ВНЕЗАПНОСТЬЮ ОЖИВАЕТ. ДЕЛАЕТ ДВА ШАГА ВПЕРЁД, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, ПОДНИМАЕТ РУКУ, ПРИКЛАДЫВАЕТ ЕЁ К ПРЕДНАЗНАЧЕННОЙ ДЛЯ ПРИКЛАДЫВАНИЯ ГОЛОВЕ.

- ТОВАРИЩ-СТАРШИЙ-СЕРЖАНТ… - СТРОЧИТ ПУЛЕМЁТНАЯ ОЧЕРЕДЬ, РАПОРТУЕТ ДУХ, - ПОВАШЕМУ-ПРИКАЗАНИЮ-ПРИБЫЛ!

ДЕД ЕМУ КИВАЕТ И… БЬЁТ ЕГО КУЛАКОМ В ГРУДЬ:

- МОЛОДЕЦ!

А ТОТ НЕ ПАДАЕТ, УДЕРЖИВАЕТСЯ, СНОВА СТРОЧИТ:

- РАЗРЕШИТЕ-ВСТАТЬ-ВСТРОЙ!

- НЕТ, - БРОСАЕТ, НЕ ГЛЯДЯ, КОМАНДИР, НЕ ГЛЯДЯ НА ВЫШЕДШЕГО, А ВГЛЯДЫВАЯСЬ ТУДА - В ГЛУБИНУ СТРОЯ, ГДЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ ДЛЯ ЖИЗНИ ВЫСОКИЙ ПРИЗВАННЫЙ, ОТКРЫТЫЙ ВЫШЕДШИМ, ВО ВТОРОЙ ШЕРЕНГЕ, ПРИЗВАННЫЙ ДВА ДНЯ НАЗАД, ОТСЛУЖИВШИЙ ВСЕГО ОДИН ДЕНЬ.

КАК БУДТО СМОТРИТ НА МЕНЯ? ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ? Я НЕ ПОХОЖ НА ДРУГИХ?

- ТЫ! ВЫЙТИ ИЗ СТРОЯ! - КОМАНДУЕТ ПАЛАЧ.

И ВЫСОКИЙ ВЫХОДИТ, ВЫШАГИВАЯ ТАК ЖЕ, КАК И ВЫШЕДШИЙ ДО НЕГО, ТАК ЖЕ ПРИКЛАДЫВАЕТ РУКУ, ТАК ЖЕ СТРОЧИТ…

КАК БУДТО ОН НЕ СЛУШАЕТ? ЧТО ЕМУ НЕ НРАВИТСЯ? Я?

ВНЕЗАПНО КОМАНДИР СРЫВАЕТ ШАПКУ С ВЫСОКОГО ДУХА - И НЕЕСТЕСТВЕННО, ДЕЛАННО ВСПЛЕСКИВАЕТ РУКАМИ, ЖЕСТИКУЛИРУЕТ:

- О-О, ТЫ ОТКУДА ТАКОЙ!? - РАСТЯГИВАЕТ ДЕМОН В ПОЛНОЙ ТИШИНЕ, УХМЫЛЯЯСЬ ТАК ЖЕ ДЕЛАННО… ВСЁ НАСКВОЗЬ ДЕЛАННО.

ЧТО МНЕ ОТВЕТИТЬ? ИЗ СТОЛИЦЫ НАШЕЙ РОДИНЫ?

- ИЗ-СТОЛИЦЫ-НАШЕЙ-РОДИНЫ! - ВЫПАЛИВАЕТ ВЫСОКИЙ ДУХ - И ТУТ ЖЕ СЛЕДОМ: - ТОВАРИЩ-СТАРШИЙ-СЕРЖАНТ!

УХМЫЛКА ДЕМОНА РАСПОЛЗАЕТСЯ… НИКУДА НЕ СПРЯТАТЬСЯ, НИКУДА ОТ ДЕМОНА НЕ УЙТИ! ЗУБЫ ЕГО, ЖЁЛТЫЕ И СМЕРДЯЩИЕ, СВЕРКАЮТ В БЕЗЖИЗНЕННОМ СВЕТЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА, А СЛАДОСТРАСТНЫЕ ГЛАЗА ВПИВАЮТСЯ В ДУХА, КАК БЕССТЫЖИЕ ПИЯВКИ… И ДУХ САМ НЕ В СЕБЕ - НЕТ НИЧЕГО, НЕТ СОВСЕМ НИЧЕГО - ЛИШЬ ЕГО ТЕЛО, ОБОЛОЧКА, ФОРМА И САПОГИ! А ЗА СПИНОЙ - НЕМНОГОЧИСЛЕННЫЕ И ЗЛЫЕ ПЕРЕСМЕШКИ-ОСУЖДЕНИЯ…

ЧТО ОН СДЕЛАЛ НЕ ПО ПРАВИЛАМ? - НЕ ПО ТЕМ ПРАВИЛАМ, ЧТО ПРИДАНЫ ВСЕМ - И ЕМУ, КАК НЕЖИВОМУ? МОЖЕТ БЫТЬ, НЕ ВСЕ ИЗ СТОЛИЦЫ? НАВЕРНЯКА. И ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ? НЕТ. С НИМ БЫЛИ ЕЩЁ…

ДЕД ПОЖИРАЕТ ДУХА БЕЗДОННЫМИ КОЛОДЦАМИ - ДУХА ДЕРЖИТ, ДАВИТ ТЮРЬМА И МОГИЛА! ЕМУ НЕ УЛЕТЕТЬ И НЕ ИСЧЕЗНУТЬ НИКУДА, - ДЕМОН ПОЖИРАЕТ ЕГО, НАСЛАЖДАЕТСЯ, СЪЕДАЕТ НЕ ГЛАЗАМИ - КОЛОДЦАМИ! НЕИЗВЕСТНО, КАК ДЫШАТЬ… ОБХВАТЫВАЕТ, ПРОГЛАТЫВАЕТ БЕЗДНА, ВСЁ НАПРЯЖЕНО: КАК ПОД ВОДОЙ, НА ГИГАНТСКОЙ ГЛУБИНЕ… НО НЕ ДЛЯ КОМАНДИРА: ОН РАД, В БЕЗУМНОМ УПОЕНИИ ОТ БЕСПРЕДЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ, КОТОРУЮ У НЕГО НЕ ОТНЯТЬ…

- Я СПРАШИВАЮ, ТЫ… - ИЗДЕВАЕТСЯ ДЕД, ПРОНИКАЕТ БЕЗДНАМИ ГЛУБЖЕ: - …ОТКУДА ТАКОЙ ВОЛОСАТЫЙ?

- НЕЗНАЮ-ТОВАРИЩ-СТАРШИЙ-СЕРЖАНТ! - ВЫПАЛИВАЕТ ДУХ.

- ЧЁ? ЧЁ ТЫ СКАЗАЛ?! - ДЕЛАННО ВЫПЛЁВЫВАЕТ ДЕД - КАК БУДТО ТОЛЬКО И ЖДЁТ, ЧТОБЫ ДУХ ЭТО СКАЗАЛ.

И ДУХ ПОВТОРЯЕТСЯ - ДЕМОН:

- АХ ТЫ, СУКА, НЕ ЗНАЕШЬ! - ПЛЮЁТ - И ТУТ ЖЕ ЕГО УХМЫЛКА ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НЕНАВИСТЬ БЕЗ ПРИКРАС - РЕЗКО, НЕОЖИДАННО ПАЛАЧ ОБРУШИВАЕТ ГРАД УДАРОВ ПО ДУХУ - ВСЁ ВРЕМЯ В БЕЗУМИИ ТВЕРДЯ: - НЕ МОГУ ЗНАТЬ, СУКА! НЕ МОГУ ЗНАТЬ! - ГРАД УДАРОВ ПО НЕЗАЩИЩЁННЫМ МЕСТАМ - ПО БОЛЬНЫМ МЕСТАМ - ПО ГОЛЕНЯМ - ПО КОСТЯМ - КИРЗАЧОМ, СОЛДАТСКИМ САПОГОМ, ТЯЖЁЛЫМ, КАК КАМЕНЬ, - СПЕЦИАЛЬНЫМ…

ДУХ СГИНАЕТСЯ ОТ БОЛИ И ПО СИЛЕ ИНСТИНКТА СТАРАЕТСЯ ЗАЩИТИТЬ БОЛЬНЫЕ НОГИ В НЕЗАЩИЩАЮЩИХ САПОГАХ…

- СТОЯТЬ, СУКА! Я СКАЗАЛ: СТОЯТЬ!! - КОМАНДУЕТ ДЕД - И НАНОСИТ УДАРЫ ЗА НЕПОСЛУШАНИЕ - В НАКАЗАНИЕ ЗА РЫВКИ…

У ДУХА СЛЁЗЫ ИЗ ГЛАЗ. НО ОН СТОИТ, КАК МОЖЕТ, СЦЕПИВ ПОТУЖЕ ЗУБЫ.

- ТЫ ЧЁ, БРЕЙКЕР, А?! БРЕЙКЕР, А, СУКА?! - ПЛЮЁТ НА НЕГО ДЕД - И НАКОНЕЦ ПРЕКРАЩАЕТ БИТЬ.

- НЕТ-ТОВАРИЩ-СТАРШИЙ-СЕРЖАНТ! - ВЫПАЛИВАЕТ ДУХ.

- ВСТАТЬ В СТРОЙ! - ПЛЮЁТ НА НЕГО ДЕД.

ДУХ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ НА НОЮЩИХ ОТ БОЛИ ХОДУЛЬКАХ, ШАГАЕТ - И СЗАДИ ПОЛУЧАЕТ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ УДАР ОТ ДЕМОНА, А НЕ ЧЕЛОВЕКА.

Я БЫ МОГ ЕМУ РАСКВАСИТЬ МОРДУ… НО НЕ РАСКВАШУ, Я ТЕРПЛЮ… Я НИКОГДА НЕ ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ СЛАБЫМ, НАСТОЛЬКО. ПОЧЕМУ, КОГДА БЬЮТ, Я НЕ МОГУ СКАЗАТЬ И СЛОВО? Я - БЕССЛОВЕСНАЯ ПЕШКА, Я - СОЛДАТ, Я - НЕ ЧЕЛОВЕК. И УЖЕ СУКА… КАК ЭТО - СУКА? - И ВЫСОКИЙ ПРИЗЫВНИК СТАНОВИТСЯ В СТРОЙ, А СЛЕДОМ СТАНОВИТСЯ ВЫШЕДШИЙ ПЕРВЫМ.

- КТО ЕЩЁ НЕ ЛЫСЫЙ?! Я СПРАШИВАЮ, СУКА, КТО НЕ ЛЫСЫЙ?! - КОМАНДУЕТ, СОТРЯСАЕТ ВСЮ КАЗАРМУ ДЕМОН…

ИЗ СТРОЯ ВЫШАГИВАЮТ ОДИНАКОВЫЕ ДУХИ. ДЕД СРЫВАЕТ С НИХ ШАПКИ И ПРИТВОРНО ОБОМЛЕВАЕТ. ЗАТЕМ ВБИВАЕТ ШАПКИ ОБРАТНО НА ТЕ МЕСТА, ГДЕ НОСЯТ ШАПКИ, - КАК НА ВЕШАЛКИ, НА ДЕРЕВЯШКИ, - У ДУХОВ НА ТЕХ МЕСТАХ ПРИЧЁСКИ.

- ВЫ ЧЁ… - МАТЕРИТСЯ ДЕМОН. - ОБОРЗЕЛИ, СУКА! ЧТОБ ДО ОБЕДА ВСЕ БЫЛИ ЛЫСЫЕ, КАК КОТОВСКИЙ, СУКА!

ДУХИ ШАГАЮТ В СТРОЙ. ДЕМОН ВЕСЕЛИТСЯ; УХМЫЛЯЕТСЯ.

- ОТБОЙ! - КОМАНДУЕТ ОН.

- ПОДЪЁМ! - КОМАНДУЕТ ОН.

- ОТБОЙ! - КОМАНДУЕТ ОН.

И ТАК ДВЕНАДЦАТЬ РАЗ, - ВЫСОКИЙ ПРИЗЫВНИК СЧИТАЕТ, - А НА ТРИНАДЦАТЫЙ - ЕЩЁ КОМАНДА:

- РОТА, ВЫХОДИ НА ПОСТРОЕНИЕ! - И СРАЗУ ВСЕ БЕГУТ, СТУЧАТ КИРЗАЧИ ПО ДЕРЕВЯННОМУ ПОЛУ КАЗАРМЫ, СТАДО ДИКОВИННЫХ ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫХ ЖИВОТНЫХ ВСЁ ВЫСЫПАЕТ НА УЛИЦУ, НА МОРОЗ, НА ПОСТРОЕНИЕ; НО ЖИВОТНЫЕ - ЛИШЬ ПОТОМУ, ЧТО МОГУТ СЛУШАТЬСЯ И ВЫПОЛНЯТЬ КОМАНДЫ ДЕМОНОВ, ПРИЗРАКОВ, ДРЕССИРОВЩИКОВ; НА ДЕЛЕ - ПРОСТО ДУХИ, В САМОМ ХУДШЕМ СМЫСЛЕ - В ПЛАНЕ НЕБЫТИЯ.

 

Короба он не дождался. Совсем скрутило его. Пошёл домой, волоча за собой ненужную коробку.

И лёг на кровать, излишне мягкую в излишне пустой квартире. До сих пор не могущий найти в себе чувства, до сих пор не могущий привыкнуть к отсутствию человеческих масс. Или нечеловеческих, была разница, а теперь её нет; впрочем, массами не измеряются живые люди. Ему уже стало ясно на своей шкуре, что если есть масса, значит человека нет.

А на улице всё кишмя кишит, и вечером зажигаются огни, и почти как днём, электрический праздник. И приходят родители с работ. И, будто не устали, начинают:

- Ой, а это что такое? Что за коробка? А где люстра? Это ты, что ли, сделал!? Эй, пап, посмотри, да что за жизнь такая! Сколько это будет продолжаться! А в коробке что - люстра?? Ты посмотри, выродок какой, он люстру… люстру сломал!!

- Да голову ему отвернуть, скотина…

- Мы работаем, работаем, а он люстры здесь ломает… Зла не хватает!! И лежит, отвернулся, посмотри, а. Ну ты недолго ещё полежишь, мы из тебя дурь-то выбьем! Выставим тебя на улицу - и живи, как хочешь! Люстра… ёб!

- Жена, жрать давай!

- Да какой жрать - что мы с люстрой-то будем делать?!

- Одень её себе на голову, ёбте… Жрать давай, говорю: голодный!

- Ну я же не могу сей секунд! Ты хочешь прям мгновенно!

- А ты смоги!

- А я не могу!

- А ты смоги! Целый день работал… Смоги!

- А я будто не работала, ёб… Я больше мужиков работаю! И ещё вам сопли подтираю, носки стираю, готовлю, а вы..! Твари неблагодарные! Зла не хватает!

- Ну жена…

- Да не ори ты!

- Сама не ори!

- Сам не ори! Сам орёшь на всю квартиру!

- Хочу - и ору! А ты готовь, сука…

- Что??

- Что слышала! Готовь давай, иначе я тебя не так назову!

Семейная драма разыгрывается каждый день; это нравится родителям, они получают от этого удовлетворение; они смотрят такие же драмы по своим ящикам, и, наверное, стремятся не отстать от людей, которые в ящиках разыгрывают повторяющиеся сцены, режущие слух и душу, заставляющие морщиться и терпеть.

Как всё это надоело. Как же мне уйти насовсем?.. - ворочается сморщенный комок в кровати, который когда-то мог радоваться, был не раздражён… слишком далеко зашли те времена - настолько, что уже и не вспомнить.

 

В МИРЕ ТЬМЫ КОМАНДУЕТ ПРИЗРАК. И ОН ЗНАЕТ, ЧТО ЕМУ НЕ ОТВЕТЯТ. И ОН УНИЧТОЖАЕТ ТЕХ, КТО В ЕГО ВЛАСТИ - СВИРЕПЕЕТ, ПРИКАЗЫВАЕТ, ПО-ДИКОМУ ГОНЯЕТ БЫВШИХ ЛЮДЕЙ - А ТЕПЕРЬ НАС, КТО ХУЖЕ ЖИВОТНЫХ, ХУЖЕ НАСЕКОМЫХ, КТО ВООБЩЕ НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ ЖИТЬ.

МОРОЗ ХВАТАЕТ ИХ, НЕ СЧИТАЯСЬ С ФОРМОЙ - ЛИШЬ ФОРМОЙ, А НЕ ЗАЩИТОЙ! И ОНА СПЕЦИАЛЬНО ТАК СКРОЕНА И СШИТА, ЧТОБЫ НЕ ЗАЩИЩАТЬ, А МУЧИТЬ, УМЕРЩВЛЯТЬ… НЕТ ТЕПЛА, КОТОРОГО ОТЧАЯННО ТРЕБУЕТ ДЛЯ ЖИЗНИ ТЕЛО! И ВСЁ-ТАКИ НА ВОЗДУХЕ, НА МОРОЗЕ НА НИХ ДАВИТ МЕНЬШЕ, НЕЖЕЛИ В СПЁРТОСТИ КАЗАРМЫ, В ЗАКЛЮЧЕНИИ, ПРИ ВСЕВЛАСТНОСТИ ДЕМОНА, КОТОРЫЙ ПРИШЁЛ К НИМ ИЗ ТЬМЫ.

НО КАК БУДТО БЫ ОНИ САМИ ПРИШЛИ К НЕМУ. У НИХ НЕ БЫЛО ВЫБОРА, ИХ ЗАСТАВИЛИ. СТАРШИЙ СЕРЖАНТ, ИХ ВСЕВЛАСТНЫЙ ДЕМОН, ВЫГОНЯЕТ ДУХОВ НА ПЛАЦ, ОДЕВАЕТ ШИНЕЛЬ И САМ, ВЫХОДИТ ПОСЛЕ ВСЕХ, И СТРОИТ ДУХОВ, КРИЧИТ НА НИХ.

ОНИ БУДУТ МАРШИРОВАТЬ НА ВРАЖДЕБНОМ, ЧЁРСТВОМ ПЛАЦУ. ОНИ ДОЛЖНЫ СТАТЬ ВРАЖДЕБНЫМИ И ЧЁРСТВЫМИ. И С ИЗДЕВАТЕЛЬСТВОМ И ЕХИДНОЙ УХМЫЛКОЙ ИХ БОГ, ИЛИ ДЕМОН, ИЛИ ПАЛАЧ - КОМАНДУЕТ МАРШ. ОНИ ИДУТ. ЧЁРНЫЙ ХОЛОД СЪЕДАЕТ ИХ. ИМ КОМАНДУЮТ ЗАПЕВАТЬ ПЕСНЬ.

ПОД РИТМ САПОГ, ВБИВАЕМЫХ В ПЛАЦ, ДУХИ ОРУТ, ИЛИ ПОЮТ.

- НАШ РОТНЫЙ СТАРШИНА ИМЕЕТ ОРДЕНА…

ВОТ, ЗНАЧИТ, ВЕСЬ УЖАС, И ПРАВДА, И ГИБЕЛЬ ЭТОГО МИРА… ЗДЕСЬ ОТКРЫВАЮТСЯ ЭТИ ВРАТА, - ЗАДЫХАЯСЬ, ЗАМОРАЖИВАЯСЬ, ДУМАЕТ ВЫСОКИЙ ПРИЗЫВНИК И ЁЖИТСЯ НЕ ЁЖАСЬ, И В САМОМ БОЛЬШОМ НЕСЧАСТЬЕ ОТ ВСЕГО ПОРЯДКА, НАВЯЗАННОГО ЕМУ, ЕЩЁ ЖИВОМУ, МАРШИРУЮЩЕМУ НА ПЛАЦУ, КАК И ОСТАЛЬНЫЕ… - ВЕДЬ ОНИ ХОТЯТ СЛАВЫ И ПРЕКЛОНЕНИЯ, ХОТЯТ СКИНУТЬ, СВАЛИТЬ ВСЕХ В ОДНОРОДНУЮ, НЕРАЗЛИЧИМУЮ МАССУ, ЧТОБЫ УПРАВЛЯТЬ, ЧТОБЫ ДАВИТЬ И ЧТОБЫ УПИВАТЬСЯ ОТ ТОГО, ЧТО ОНИ НАВЕРХУ… ТОЛЬКО МАССА, ТОЛЬКО КОПИИ И СТАТУЭТКИ ИМ НУЖНЫ! НЕ ЛЮДИ! БЕЗ ЭТОГО ОНИ НИКТО, ОНИ НИЧТО… ПОСЛЕДНЯЯ МРАЗЬ - ДЕМОНЫ, ПОЛУЧИВШИЕ ВЛАСТЬ БОГА, - У НИХ В ЗАПАСЕ МНОГО ЗЛА! ОНИ КОМАНДУЮТ - И САМЫЕ ДУРНЫЕ ИНСТИНКТЫ, САМОЕ ПОШЛОЕ И НИЗМЕННОЕ СТАНОВИТСЯ ВО ГЛАВУ.

ОНИ ДЕЛАЮТ НЕСКОЛЬКО КРУГОВ ПО ЗАСНЕЖЕННОМУ ПЛАЦУ, НЕЗАЩИЩЁННЫЕ ТЕПЛОМ РУКИ ОТМЕРЗАЮТ, ПРЕВРАЩАЯСЬ В ДЕРЕВЯННЫЕ ПАЛКИ, - ПРЕВРАЩАЮТСЯ И НОГИ, И ГОЛОВА, И ВСЁ, И КАЖДЫЙ. ОНИ НА ПУТИ К ДЕРЕВУ, К ГЛИНЕ, К НЕВОСПРИИМЧИВОМУ И ЛИШЁННОМУ ЖИЗНЕННОГО СОКА МАТЕРИАЛУ. УСЕРДНО ТРЕНИРУЮЩИЕСЯ НЕ ДВИГАТЬСЯ, И ДВИГАТЬСЯ, НЕ СГИНАЯ ПАЛКИ, НЕ ГОВОРИТЬ, НЕ ЗНАТЬ, НЕ ЧУВСТВОВАТЬ, НЕ ЗАМЕЧАТЬ, НЕ ЖИТЬ! СНОСИТЬ ЛЮБУЮ ПОШЛОСТЬ, ЛЮБУЮ ПРИХОТЬ КОМАНДИРА… БЫСТРО БОЛЬШИНСТВО ИЗ НИХ ПРЕВРАТИТСЯ В ДЕРЕВЯШКИ, В СТАТУЭТКИ, ЗАСОХНЕТ НА КОРНЮ, НЕ СМОЖЕТ ДУМАТЬ, НЕ СМОЖЕТ ПОНИМАТЬ - ТОЛЬКО МАРШИРОВАТЬ, ТОЛЬКО В ТАК НАЗЫВАЕМОЙ ЖИЗНИ, ТОЛЬКО В АРМИИ И ТЮРЬМЕ! И СТАНЕТ ЗАСТАВЛЯТЬ ДРУГИХ МАРШИРОВАТЬ… НЕСКЛАДНЫЕ, НАПУГАННЫЕ, ЕЩЁ ПОДАЮЩИЕ ПОСЛЕДНИЕ, ОТЧАЯННЫЕ ПРИЗНАКИ ЖИЗНИ - ОБ ЭТОМ ГОВОРЯТ ИХ ЛИЦА И ИХ ГЛАЗА, - ДЕРЕВЯШКИ И СТАТУЭТКИ УЖЕ НАМЕЧЕНЫ; УЖЕ УБИТА СВОБОДА, УЖЕ РАСТОПТАНА СПРАВЕДЛИВОСТЬ И КАКОЕ БЫ ТО НИ БЫЛО ДОСТОИНСТВО, - УЖЕ ПОГРУЖЕНЫ ВО ТЬМУ, НАСОВСЕМ, БЕЗ ВЫХОДА, БЕЗ ШАНСА, - УЖЕ ОНИ НЕ ПОНИМАЮТ, ЗАЧЕМ ОНИ ЖИВУТ, И КАК ЖИТЬ, И ПОЧЕМУ, И ДЛЯ ЧЕГО… НО ИМ НЕ НАДО ПОНИМАТЬ! ОНИ ИДУТ, МАРШИРУЮТ ПО ПЛАЦУ, И ОН ВХОДИТ В НИХ, А ОНИ В НЕГО. И ОНИ ДОВОЛЬНЫ - ОНИ БУДУТ ДОВОЛЬНЫ, - ЧТО ИХ ВОДЯТ, ЧТО ИХ ВЕДУТ - ШАГОМ МАРШ НА УБОЙ, НА УБИЙСТВО; ОНИ НЕ ПОНИМАЮТ; ОНИ НЕ ВИДЯТ ДРУГОГО ПУТИ, ЕГО У НИХ НЕТ; ОНИ ЗАБЫЛИ СВОИ КОРНИ, СВОИ ДУШИ, УМЫ; У НИХ НЕТ ВЫБОРА, ИМИ УПРАВЛЯЮТ, ИМИ КОМАНДУЮТ, ОНИ УЖЕ ДОЛГО НЕ ЖИВУТ, НЕ МЫСЛЯТ, НЕ ЧУВСТВУЮТ. ПРЯМО ПЕРЕД НИМИ ЕДИНЫЙ, ЕДИНСТВЕННЫЙ ПУТЬ. ИМ КОМАНДУЮТ, А КОМАНДИР ВСЕГДА ПРАВ, - ОНИ МАРШИРУЮТ - И ВРОДЕ БЫ ТАК НАДО: СТАНОВИТЬСЯ БЕЗЖИЗНЕННЫМ ПУСТЫМ ДНОМ. И НЕТ УЖЕ СОСУДА, ЧАШИ - И ДЕМОНЫ СЛАДОСТРАСТНЫ, ДУХИ ИДУТ И ПОЮТ. ПО ТЫСЯЧЕ ПРИЧИН ОНИ НЕ МОГУТ НЕ ИДТИ, НЕ ПЕТЬ - НЕ МОРОЗИТЬСЯ, НЕ УМИРАТЬ ОТ ЗЛА И БЕЗНАДЁЖНОСТИ… И НЕТ СИЛ УПИРАТЬСЯ! ЕСЛИ ХОЧЕШЬ - ТЫ НЕ МОЖЕШЬ. НАД ТОБОЙ ДЕМОН, ЧТОБЫ И ТЫ СТАЛ В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ ИМ. В МИРЕ БЕЗЖИЗНЕННОЙ ТЬМЫ НЕ БЫВАЕТ СВЕТА. ДЕРЕВЯШКИ И ГЛИНА ВНЕШНЕ, ФИГУРКИ ЛЮДЕЙ, БЫВШИХ ЖАЛКИМИ И БЕСПРАВНЫМИ, НЕ СУМЕВШИХ РАЗОМКНУТЬ КАПКАН И УЙТИ ОТ СВОЕЙ СУДЬБЫ. ОНИ ТОЧНО ПОЛЕНЬЯ, ПОДОЙДУТ И ЗАПАЛЯТ ИХ. ОНИ БУДУТ ГОРЕТЬ, ПРОГОРАЯ НАСКВОЗЬ, ОТДАВАЯ ЖИЗНЬ. ПОТОМ ОНИ СТАНУТ ТАКИМИ ЖЕ ДЕМОНАМИ, КАК И ИХ КОМАНДИРЫ. БЕСКОНЕЧНАЯ КРУГОВЕРТЬ: МИЛЛИАРДЫ ИСТЕРЗАННЫХ, МИЛЛИАРДЫ СТЁРТЫХ В ПОРОШОК, МИЛЛИАРДЫ ОЖИДАЮЩИХ НА ПЛАЦУ - ЧТОБЫ ПРОВАЛИТЬСЯ ТУДА, ГДЕ НЕТ КОНЦА, ГДЕ НЕТ БОГА, ГДЕ ТЬМА.

 

Звонит телефон, и дембель, устав от беспокойства, цепляется за телефон; кореш, радостный и бодрый, предлагает покутить.

- Куда? - выплывает служилый из небытия.

- Ну куда-куда, давай, выходи из дома - а там и порешим!

- Порешим? - не понимает ничего служилый.

Но, подзадоренный голосом кореша, всё-таки поднимает тяжёлую тушу и выдвигается в уличную тьму, или в электрический свет. Наверно, это у него инстинктивно - когда говорят утвердительно - это похоже на приказ… Но приказа нет, есть гражданская жизнь, свобода… Но разве это свобода?

Кореш уже улыбается и вдохновенно предлагает выпить. Они доходят до забегаловки и берут бутыль прогорклой и бутыль послаще - чтобы запить. Садятся рядом в подворотне, наливают, выпивают, потом ещё раз наливают, и ещё раз выпивают; у кореша косые глаза; дембеля водка не берёт.

- Эй, девушки, тёлки, айда сюда! - кричит кореш, завидев в противоположном конце подворотни женские фигуры.

Но женские фигуры пугаются и удаляются. Кореш распаляется; дембелю всё равно. Кореш предлагает множество идей: пойти на площадь в центре города, выпить с собутыльниками там; пойти на дискотеку, снять девчат; пойти в бильярд, поиграть в шарики. Дембель слушает и вздыхает, думая о неуёмной фантазии кореша: Мне бы такой оптимизм…

Наконец кореш повторяет раза два последнюю идею, заключающуюся в том, что они должны пойти в клуб, где они всё и найдут.

- Что мы найдём? - не понимает дембель.

- Айда, пошли, что-нибудь да найдём, - затворяет споры кореш и тащит служилого за собой.

И через непродолжительное время, придя в кутящий пёстро и громко клуб, поддатые товарищи усаживаются прямёхонько за столик, на котором стоит пустая солонка и стаканчик с трубочками, из которых дети пьют сок.

- Эй, официант, выпить, выпить давайте! - кричит кореш, но тут уже поняв, что находится не в ресторане, а в заведении поскромней, срывается со стула и бежит к бару - заказывать.

Дембель сидит, закрыв голову руками и опустив её, чтобы видеть только стол. Через несколько минут он различает наползшую на стол тень, поднимает голову, чтобы увидеть кореша и горячительные напитки, за которыми тот пошёл.

Но перед ним совсем не кореш. Перед ним девушка с игристыми глазами.

- Здесь не занято?

- Нет, - говорит дембель от неожиданности, но тут же поправляется: - Точнее… придёт ещё один… один человек.

- Как тебя зовут? - перепрыгивает на личную тему девушка.

- Меня… - дембель задумывается. - Я номер, - говорит он неожиданно для себя.

Но девушка то ли не расслышала из-за шума на сцене, то ли поняла, как понимает большинство, - то есть ничего, - и вежливо, или сделав вид, что вежливо спросив:

- Как? Не один - какая жалость! - мгновенно уносится в кутящую кутерьму.

Много столиков. Где её искать? Но дембелю кажется, что она его с кем-то перепутала. Много тем для общения, но его тема - не повод для общения. Почему его жизнь и его прошлое - не повод для того, чтобы просто слушать?

Приходит кореш и ставит на стол полный набор: водка, пиво, креплёное вино, два бутерброда и почему-то ломоть хлеба.

- А это откуда? - смотрит на ломоть дембель.

- Да вот, у людей из рук оторвал! - восклицает кореш и заливается смехом.

Дембель смотрит на полный набор и, подумав: а чем мы запивать будем? - решает не сказать ничего.

Отовсюду галдёж, со сцены балаган, часть выпивших посетителей танцует, чуть не падая, на небольшом пространстве у сцены. Дембель выпивает вместе с корешем, и опять закрывает голову руками, но потом, дабы не обижать весёлого кореша, насильно поднимает голову, но смотрит всё так же в стол.

- Эй, а ты чего не весел?! Сейчас тёлок снимем! - кричит кореш. Дембель пожимает плечами, кореш наливает и наливает, они пьют, дембель закусывает ломтем хлеба, кореш запивает водку пивом, потом принимается за вино.

- Ну, ты не пьёшь, - не совсем спросив, а скорее констатировав, кореш употребляет вино один.

Дембелю грустно, и он идёт поискать ту девушку, которая подходила к нему. Но он её не находит в не слишком-то протяжённом клубе, поэтому усаживается за столик снова, замечая, что кореш исчез. У сцены вспыхивает потасовка, слышен мат, слышны звуки ударов и, то ли кажется, возбуждённый голос кореша. Чтобы удостовериться, что никто не пострадал, служилый оставляет столик, подходит к сцене, но видит непредвиденное зрелище. На полу лежит маленький кореш, на нём сидит порядочный бугай, при этом колотит кореша здоровёхонькими кулаками по лицу, а кореш отбивается от него, но не может отбиться неприспособленными для столь неравноправного случая, потому как ужасно несоразмерными с бугайскими конечностями… о боже, на его лице кровь!

Служилый ни о чём не думает, он сбивает коленом бугая, откидывая того от пострадавшего кореша, бугай приземляется на пол, кореш поднимается было с помощью дембеля, но тут в дембеля врезается кто-то сзади, и от неожиданности дембель падает на кореша, укладывая того снова на пол. Наверное, дембель мог бы походить на сонного журавля или потерявшего координацию лося, если бы, вместо того, чтобы откатиться в сторону, увидя окружившую его и кореша братву, подумав: Странно как-то получается, - заметив ту девушку, подходившую и убежавшую от него, что уже держится за чью-то руку, - если бы продолжал лежать на кореше. Но он уже думает: Кореша? Да вы чего, червивые, кореша всем миром бить? - он замечает заваленный, к нему ближайший стол, с пустыми бутылками на том, прежде чем услышать:

- Чё это за урод?! Мочи его! Тебе чё, больше всех надо?! Мочи его, братаны!

А дембель уже на ногах и, отшив надвигающихся для ликвидации его и кореша братков, выхватывает с ближайшего столика пустую, из-под вина, бутылку. Он разбивает ту себе о колено, превратив её в розочку, и всаживает полученную розочку в щёку бугаю, поднявшемуся, чтобы ответить. Бугай хватается за проткнутую щёку и снова оседает на пол. Братки предпочитают не двигаться, нежели лезть с голыми щеками под осколок, - и больше не пытаются, поверив в решимость дембеля защитить побитого кореша.

А кореш уже на ногах, он держится за нос и толкает дембеля к двери:

- Давай, давай, сейчас приедут и заберут нас!

- Да кто заберёт? - не понимает уже без страсти дембель.

- Ну кто-кто! Менты… гады.

Они выходят из клуба в электрическую ночь, кореш стонет от боли, а дембель не понимает, почему надо бояться и бежать от гадов, которые менты.

Вроде бы он и раньше, до неволи был не слаб, мог справиться с наглостью и грубостью в гопническом проявлении. В тюрьме не хватало сил, не давали спать, не давали есть, в духовном изничтожали… А кореш, многострадальный кореш, не был никогда силён, ему разбили нос, а дембель его не уберёг.

Как дембелю правильно действовать? Что-то не то, непонятная жизнь, нет больше радости, покоя, а его заставляют куда-то идти и что-то делать… И не то он делал, и не так. Они, конечно, выпили… и кореш попал в безвыходность, словно перетянул на себя беду дембеля, - улучив момент, на не могущего себя защитить… так и набросились.

Служилый сдаёт кореша в больничный травмпункт, а сам садится у входа на изрезанную варварами, и с вытащенным набитием, скамью, дожидаясь, когда закончат колдовство врачи. Рядом с дембелем, на такой же изуродованной скамье, помирает то ли от скуки, то ли от переживаний мужчина. Бурчит, что сдал жену не пойми кому, и в том же духе - что демиурги не обращают внимания на страдания людей.

Служилый служилого видит издалека - по ауре, по закреплённому на облике насилию. И накаливается воздух вокруг - да и принята традиция поговорить.

- Ну как сейчас служба? Дедовщина есть? - предлагает мужчина.

Что сказать дембелю? Сказать, что плохо, сказать, что есть, - служилый человек его не поймёт… Это - хвастаться или искать правду. А где её найти? В ком? За редким исключением, никто не собирается ни о ком думать, люди водку пьют… Хвалиться не принято, если ты хороший человек.

- Немного, - немногословен дембель.

- Ясно, - вникает мужчина, и делится о том, как он служил, как воевал, как косил людей из пулемёта. Служилый помоложе просит подробностей, и служилый подревнее, увидя интерес, приводит в пример плен, в который попал на войне, который заключался в сидении в мусорной яме, где ему прострелили ноги, чтобы не убежал.

- До сих пор болят, - делится мужчина. - А я водки тяпну - и всё чик-пок, - приободряется он. Но тут мрачнеет: - Я ещё легко отделался… Сколько наших полегло - живьём резали, люди орали - до сих пор в ушах крик стоит… Потом, когда вывели войска, засадили нас в тыл, я после войны с ума сходить стал: увижу хоть кого с оружием - кидаюсь на него, такой вот клин. Да, на войне так… В тылу, - стояли мы в маленьком городке, как сейчас помню, люди все гражданские, а мы - как будто звери… Ну, был я раз в увольнении, иду по городу, курю, как и везде, менты там были… Смотрю: на меня мент идёт, пистолет в кобуре, как сейчас помню, - меня переклинило: кинулся я к нему, повалил - ударом по голове и в пах - и кинулся назад, в часть. Часть единственная в городке стояла… Меня вычислили. Пришёл на КПП, заступил на дежурство. Спокойный день, напарник мой загулял, я был один - вижу: уазик подъехал, из него два мента, и третий - в машине. Того мента я сразу узнал… Заходят: руки вверх! С оружием… Я встал к стене. Нашарили у меня документы, проверили. И тот мент, капитаном был, как сейчас помню, по рации докладает: такой-то такой-то, там-то там-то, - и так расслабленно, уверенно, второй вообще сел, курит, вообще всё у них чик-пок. Я тут завёлся, переклинило меня опять. Рядом со мной стол стоял - на столе штык-нож. Как сейчас помню: выбиваю у капитана пистолет и хватаю его за глотку штык-ножом - второй даже не шелохнулся. Ставлю их обоих к стене, снимаю кобуру, вынимаю патроны - и тут капитан дёргается. Хрень знает, что он дёрнулся, я, может, чего подумал - быстро, резко всё происходило - всадил я ему штык-нож в бочину, ещё и протолкнул по рукоять почти. Потом… думал, дадут мне лет пятнадцать, зачётом, - тогда строго было, - нет: стали разбираться, суд был, у меня награды разные, война была, <Героя> давали - ну, дали мне условный срок, то есть ничего… А капитану почку вырезали, инвалидом стал…

- Как же вы? - не понимает дембель.

- Да если бы он тогда не дёрнулся… - досадует мужчина; но тут же веселеет: - А ты знаешь что, мы пока ждём, давай водки тяпнем, а?

И не успевает служилый ответить, как выходит из травмпункта кореш, с повязкой на лице.

- Полтора часа продержали! - раздражается тот.

- Больно? - участвует дембель.

- А ты как думал! - сверкает глазами пострадавший. - Нос сломан. Со смещением. Я найду этого козла! У… - закрывает нос руками кореш, будто боль его нестерпима.

- Его сместили? - тугодумен дембель.

- Сместили, да!

- И не вправили?

- Не вправили… Может, и не вправили! - вскрикивает кореш. - А я почём знаю? Они же ничего не говорят, эти врачи! Под наркозом сидел, даже руки онемели!

Кореш тянет дембеля из травмпункта, несмотря на то, что у двери продолжает сидеть несчастный мужчина и хочет выпить водки с дембелем, но дембелю, как видно, с ним не суждено…

 

ПОСЛЕ БЕСЧИСЛЕННЫХ КРУГОВ ПО ПЛАЦУ КОМАНДИР КОМАНДУЕТ:

- СТОЙ-РАЗ-ДВА! - ОНИ, ОТМАРШИРОВАВ, СТОЯТ. КОМАНДИР ВНОВЬ ДАЁТ ПРИКАЗ: - ПРЯ-МО, ШАГОМ-МАРШ! - И ОНИ ВНОВЬ МАРШИРУЮТ, СЛЕДУЮТ ЧЕРЕЗ ПЛАЦ - ПО ЗАСЫПАННОЙ СНЕГОМ ДОРОЖКЕ, К ОДНОЭТАЖНОМУ ЗДАНИЮ, ДЛИННОМУ, КАК ЧЕРВЬ, ПАХНУЩЕМУ ЕДОЙ.

ИМ КОМАНДУЮТ, И ОНИ ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ. ИМ КОМАНДУЮТ, И ОНИ ЗАХОДЯТ, ИХ ЗАТАЛКИВАЮТ ВНУТРЬ. КАЖЕТСЯ, ОДИН ИЗ ДУХОВ НЕ ХОЧЕТ ЗАХОДИТЬ; ОН, КАК ГОЛОДНАЯ СОБАКА, ХОЧЕТ ЖРАТЬ - А НЕЖИВАЯ СТОЛОВАЯ КАК БУДТО САМА ХОЧЕТ ЖРАТЬ: ЕГО, ВСЕХ, ЕЩЁ ЖИВЫХ… НАС? МЫ УЖЕ ПОРАБОЩЕНЫ, УЖЕ ПРИГОТОВЛЕНЫ! ОТ НАС ОСТАЛИСЬ КРИКИ, СТОНЫ… И НЕТ НАМ СПАСЕНИЯ, НЕТ ПОМИЛОВАНИЯ - ОТ ЖАДНОСТИ И НИЗОСТИ, - ОНИ НЕСТЕРПИМЫ… И ПРОГЛОТИТ, СОМКНЁТСЯ СВЕРХУ ВНИЗ, И НЕ ПОДАВИТСЯ… ЗДАНИЕ С НИЗКИМ ПОТОЛКОМ! - И, СЖАВ ЗУБЫ И СОМКНУВ НУТРО, ЧТОБЫ НЕ ПРОЛЕЗ В НЕГО ГОЛОДНЫЙ И НЕВИДИМЫЙ ЧЕРВЬ, ОТ КОТОРОГО УЖЕ В ТЕПЛЕ ХОЛОДЕЕТ НУТРО, - ДУХ ПЕРЕСТУПАЕТ ПОРОГ СТОЛОВОЙ, ЗАТАЛКИВАЕМЫЙ СО ВСЕМИ ВНУТРЬ. НА МОРОЗЕ ХОЛОДНО ПОПРОЩЕ, - УЖЕ В СТОЛОВОЙ ДУМАЕТ ОН, ХОЛОДЕЯ…

В ПОЛУТЬМЕ ИХ САЖАЮТ ЗА ДЛИННЫЕ СТОЛЫ: ПО ДЕСЯТКУ ДУХОВ ЗА ОДНИМ, БУДТО ОДИН ИЗ НИХ СИДИТ ЗА ЕДИНСТВЕНННЫМ СТОЛОМ, НО В СОТНЕ, В ДЕСЯТКЕ КОПИЙ! ТОЛЬКО ДЕД ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ВСЕХ, ТОЛЬКО КОМАНДИР - НЕ ПО ИЗБРАННОСТИ, А ПО ОДЕЖДЕ И, НАВЕРНОЕ, ПО ИСПОРЧЕННОСТИ; НЕТ НИЧЕГО ПРЕКРАСНОГО, ВСЁ УМЕРЛО… ДЕД ЗА СТОЛ НЕ САДИТСЯ; НА СТОЛЕ ОГРОМНЫЙ КОТЁЛ С ВКУСНЫМ ЗАПАХОМ ВОКРУГ, НО ПОЧЕМУ-ТО НИКТО НЕ НАЛЕТАЕТ, НЕ СОБИРАЕТСЯ ЖРАТЬ, А ВЕДЬ ВСЕ ХОТЯТ ЖРАТЬ!.. НИКТО НЕ НАКЛАДЫВАЕТ СЕБЕ ИЗ КОТЛА В ТАРЕЛКУ, А У КАЖДОГО НЕЖИВОГО НА СТОЛЕ ТАРЕЛКА, И ЛОЖКА, И КРУЖКА, ПУСТАЯ…

ИЗ ОТКРЫВШЕЙСЯ В СТОЛОВОЙ ДВЕРИ К ДЕДУ ПРИБЛИЖАЕТСЯ ПУГАЮЩЕ РЕАЛЬНЫЙ ПРИЗРАК: В НИЖНЕМ БЕЛЬЕ, СТАРЕЮЩИЙ, ПЫШУШИЙ КАКИМ-ТО ИЗВРАЩЁННЫМ СЧАСТЬЕМ, - СО СЛАДОСТРАСТИЕМ, НАГЛОСТЬЮ И ЗЛОСТЬЮ В ГЛАЗАХ; ОТ НИХ ОБДАЁТ ХОЛОДОМ НЕЖИВЫХ, НО ЕЩЁ И НЕ МЁРТВЫХ ДУХОВ… ОНИ, ДВА ДЕМОНА, УХМЫЛЯЮТСЯ И РЕШАЮТ СУДЬБУ НОВОПРИБЫВШИХ: КАК ЕЩЁ МУЧИТЬ? КАК, МОЖЕТ БЫТЬ, УБИТЬ? ДЕМОН В НИЖНЕМ БЕЛЬЕ - С ПОВАРЁШКОЙ, С ГИГАНТСКОЙ ЧЕРПАЛКОЙ В МЯСИСТОЙ РУКЕ; ЧЕРПАЛКА ПОХОЖА НА ЛОПАТУ, С ТАКОЙ ЖЕ ДЕРЕВЯННОЙ ДЛИННОЙ ПАЛКОЙ; НА ЕЁ КОНЦЕ ПОЛОВНИК - ЖЕЛЕЗНЫЙ И ОГРОМНЫЙ, УГРОЖАЮЩЕ ЗАВИСШИЙ В ДЕДОВСКОЙ РУКЕ.

ДЕД, ПРИВЕДШИЙ ИХ, КОМАНДУЕТ:

- НАЧАТЬ ПРИЁМ ПИЩИ!

ВНЕЗАПНО ВСЯ АРМИЯ, СИДЯЩАЯ ДО ТОГО НАСТОЛЬКО СМИРНО, ЧТО МОЖНО БЫЛО БЫ ПОДУМАТЬ, ЧТО ВСЕ УМЕРЛИ, ЧТО НИКТО НЕ ЖИВ, ВСКАКИВАЕТ В ОДНУ СЕКУНДУ С ЛАВОК, СХВАТЫВАЕТ ЛОЖКУ, КИДАЕТСЯ К КАШЕ, К КОТЛУ - КОТЁЛ СТОИТ ПОСРЕДИНЕ СТОЛА, КТО СЕЛ С КРАЮ, НЕ СПОСОБЕН ДОСТАТЬ ДО КОТЛА! БЛИЖЕ К ОДНОМУ ИЗ ТОРЦОВ ВЫСИТСЯ ЧАЙНИК - ЕГО ХВАТАЮТ, КАК ЖИВОТНЫЕ - КАК ЧЕРТИ, ГОБЛИНЫ И НЕСЧАСТНЫЕ УРОДЫ: РУГАЯСЬ И СМЕЯСЬ, ПРИЖИМАЮТ ЧАЙНИК К СЕБЕ, ОБВАРИВАЮТСЯ РАЗЛИВАЮЩИМСЯ КИПЯТКОМ, ПЛЕСКАЮТ В КРУЖКУ, ОТБРАСЫВАЮТ ЧАЙНИК - ДО НЕГО УЖЕ ТЯНУТСЯ РУКИ, ПАЛКИ, НЕИМОВЕРНОЕ КОЛИЧЕСТВО, ЛЕС ДЕРЕВЯННЫХ РУК, - ОНИ ЗАГЛАТЫВАЮТ ОДНИМ ГЛОТКОМ ОБВАРИВАЮЩИЙ ГОРЛО ЧАЙ… ДРУГИЕ, КОМУ ПОВЕЗЛО, КТО СЕЛ НАПРОТИВ КОТЛА С КАШЕЙ, УЖЕ ВСКОЧИВШИЕ ПО КОМАНДЕ ДЕМОНА, СХВАТИВ С БЫСТРОТОЮ ХИЩНИКА ЛОЖКИ, УЦЕПЛЯЮТСЯ ВСЕ ВМЕСТЕ К КОТЛУ, РАСТАЛКИВАЮТ ДРУГ ДРУГА, В СОВЕРШЕННОМ БЕЗУМИИ ВСАЖИВАЮТ ЛОЖКИ В КАШУ, В ОТКРЫВШЕЙСЯ НАДЕЖДЕ УХВАТИТЬ, УРВАТЬ КАК МОЖНО БОЛЬШЕ ДЛЯ СЕБЯ, - УЖЕ ИДУТ В ХОД РУКИ, НЕ ОБРАЩАЮТСЯ К ПОМОЩИ ЛОЖЕК, ДУХИ ХВАТАЮТ ПО ПОЛОВИНЕ КОТЛА, ЗАПИХИВАЮТ СЕБЕ ЖАДНО ВНУТРЬ, В МАЛЕНЬКИЙ РОТ ДЛЯ БОЛЬШОГО КУСКА, О КОТОРОМ ОНИ ТАК МЕЧТАЛИ… А КТО-ТО ПОЛУЧАЕТ ЛИШЬ КРОШЕЧНУЮ ДОЛЮ, ПРИЦЕПИВШУЮСЯ К СВОЕЙ ЛОЖКЕ, - И ПРОГЛАТЫВАЕТ ЕЁ ВМИГ. НО БОЛЬШИНСТВО НЕ ПОЛУЧАЕТ НИЧЕГО.

- ЗАКОНЧИТЬ ПРИЁМ ПИЩИ! - КОМАНДУЕТ ДЕМОН - И БОЛЬШИНСТВО ДУХОВ ПОСЛУШНО САДИТСЯ НА ЛАВКИ, УБИРАЕТ СТРЕМЯЩИЕСЯ К ВОЖДЕЛЕННОЙ ЕДЕ РУКИ, ОТ ЛОЖЕК, КОТЛА, ЧАЙНИКА, ЧАШЕК, - БУДТО ЭТО ИГРА! ЛИШЬ НЕСКОЛЬКО ДУХОВ, ОБЕЗУМЕВ ОТ ГОЛОДА, НЕ ВЫПОЛНЯЕТ ПРИКАЗ, - ОНИ ЕГО НЕ СЛЫШАТ! И КОВЫРЯЮТСЯ ГРЯЗНЫМИ РУКАМИ В ТАКОЙ ЖЕ ГРЯЗНОЙ, НО ПИТАТЕЛЬНОЙ КАШНОЙ МАССЕ…

- АХ ТЫ… - МАТЕРИТСЯ ТРЁХЭТАЖНЫМ МАТОМ ДЕД И, ПОДБЕЖАВ К ГОЛОДНОМУ, СВИХНУВШЕМУСЯ ОТ ГОЛОДА ДУХУ, БЬЁТ ЕГО СО ВСЕЙ СИЛЫ В ВИСОК КУЛАКОМ.

ТОТ НА СЕКУНДУ ОТКРЫВАЕТ РОТ, ИЗО РТА ВЫВАЛИВАЕТСЯ ЖИРНЫЙ КУСОК, ГЛАЗА ЗАТУМАНИВАЮТСЯ - И ДУХ ОСЕДАЕТ НА СТОЛ БЕЗ СОЗНАНИЯ. ОН ЛЕЖИТ ГОЛОВОЙ НА СТОЛЕ И НЕ ДВИГАЕТСЯ - А СОТНЯ ГЛАЗ, ТАКИХ ЖЕ ГОЛОДНЫХ, КАК БЫЛИ У НЕГО, ПОЖИРАЕТ ВЗГЛЯДОМ КУСОК КАШИ, ЗАСТЫВШИЙ У БЕЗЖИЗНЕННОЙ ГОЛОВЫ…

ВТОРОЙ ДЕМОН БЬЁТ ГОЛОДНЫХ ДУХОВ СВОЕЙ ПОВАРЁШКОЙ - ОГРОМНОЙ, ПРОЧНОЙ, ПРЕДНАЗНАЧЕННОЙ ТОЛЬКО ДЛЯ ЭТОГО - ВЕДЬ ТАК ЭТО И ЕСТЬ - ПО РУКАМ, ПО ЛОКТЯМ, ПО РЁБРАМ, ОТБИВАЯ ИХ, ХОХОЧА И ЗАХОДЯСЬ… И ДУХИ ВЗВИЗГИВАЮТ ОТ БОЛИ, ПОТОМ ЗАТИХАЮТ…

УЛОЖИВШИЙ ДУХА ДЕМОН ПОДВАЛИВАЕТ К ЛЕЖАЩЕМУ БЕЗ СОЗНАНИЯ ДУХУ - ЛЕЖАЩЕМУ НА СТОЛЕ ПОСЛЕ ЕГО УДАРА КУЛАКОМ. ДЕМОН ОТОШЁЛ БЫЛО, ПОДУМАВ, ЧТО ДУХ ЖИВ, НО ДУХ ВРОДЕ КАК МЁРТВ… ИЛИ ЖЕ НЕТ? - ДЕД ПИНАЕТ ЕГО СЗАДИ, УХМЫЛЯЕТСЯ, ДУХ СОСКАЛЬЗЫВАЕТ В ПРОМЕЖУТОК МЕЖДУ ЛАВКОЙ И СТОЛОМ - НО НИКТО, НИ ОДИН ДУХ НЕ ОСТАНАВЛИВАЕТ ПАДАЮЩЕЕ ТЕЛО, ЧТОБЫ ОНО НЕ РАЗБИЛОСЬ ВДРЕБЕЗГИ, - У ВСЕХ НА ПЕРВОМ МЕСТЕ СТРАХ, И СТАДНОСТЬ, И НЕЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ… КАК БЫСТРО ВСЕ НАУЧЕНЫ, ВСЕ НАУСЬКАНЫ, ВСЕ КАК БУДТО БЫ МЕРТВЫ! ДЕМОН САМ ХВАТАЕТ ЗА ШКИРКУ ДУХА, ОТКИДЫВАЕТ ЕГО ГОЛОВУ, ХЛОПАЕТ РУКОЙ ПО ЩЕКАМ.

- ЭЙ… - МАТЕРИТСЯ ДЕД. - ТЫ ЕЩЁ ЖИВ?

- А… - ДУХ ОТКРЫВАЕТ ОДИН ГЛАЗ. - А… ЧЕГО?

- СИДЕТЬ, СУКА! - КОМАНДУЕТ ДЕМОН И ОТПУСКАЕТ ДУХА. ТОТ, МОЖЕТ, И НЕ ХОТЕЛ, НО ПРИНУДИТЕЛЬНО ДОСТАВЛЕН ОБРАТНО В МИР. И НЕ МОЖЕТ НИЧЕГО ПОНЯТЬ. ОН БЕСТОЛКОВЫЙ…

- ВЫ ЧЁ, СУКА, - ВОСПИТЫВАЕТ ДУХОВ ДЕМОН. - НЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЗНАЧИТ <ЗАКОНЧИТЬ ПРИЁМ ПИЩИ>?! С КАЖДЫМ, С КАЖДЫМ БУДЕТ ТАК!..

И, НАВЕРНОЕ, ВСЕ ПОНИМАЮТ, ЧТО ЛУЧШЕ СДОХНУТЬ ОТ ГОЛОДА, ЧЕМ БЫТЬ ПРИБИТЫМ К САПОГУ КОМАНДИРА.

НА ГРАЖДАНКЕ Я БЫ ЕГО ДОСТАЛ, - ДУМАЕТ ОДИН ИЗ ДУХОВ. ОН СИДИТ С КРАЮ СТОЛА, ЕМУ НЕ ДОСТАЛОСЬ НИЧЕГО. - ОН МОГ ЕГО УБИТЬ. НО ДАЖЕ НЕ СОМНЕВАЕТСЯ В СВОЁМ ПРАВЕ… УБИТЬ?

ПО ПРИКАЗУ ДУХИ ВЫТАЛКИВАЮТСЯ ИЗ СТОЛОВОЙ, КАК ВСЕГДА ГОЛОДНЫЕ, КАК ВСЕГДА БЕСПРАВНЫЕ И ПОСТОЯННО УНИЧТОЖЕННЫЕ. ДЕМОН КОМАНДУЕТ, И ДУХИ МАРШИРУЮТ, И ПОЮТ ПЕСНЮ ПРО СТАРШИНУ, КОТОРЫЙ ИМЕЕТ ОРДЕНА И ВСЁ ИМЕЕТ, И ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ, ПОТОМ ЗАЛЕТАЮТ В КАЗАРМУ, И МУЧЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ТАМ.

 

Какие годы дембеля? Какие годы кореша? Что их связывает, что между ними общего? Молодость, желание <провести время с пользой>, выпить, покутить, подраться, <снять девчат>? Быть может… Да нет: это ненатурально для одного из них, в этой пестроте нет ума, нет смысла, нет и расчёта, но нет и спокойствия для старой, до времени состарившейся души. Верно, быть может, этого и не было в достаточной мере, чтобы надоесть. Но когда некто вертится в бессмысленности, которая во сто крат превышает, без всякого расчёта, любой мыслимый предел, - вертится давно, долго и не прекращая… а потом вдруг вернётся и увидит бытие. Что это за бытие? Что это вообще? Это вообще ничего. Хотя бы грызть асфальт зубами - вот что надо делать, если на то пошло.

Легче от жизни не становится, потому что жизнь не даёт отдыха, она просто сменяет одну картинку на другую - как в диафильме, как в рекламном ролике… Терпи картинку ругани. Терпи квартиру. Терпи непонимание и <всем всё равно>. Водка… пьянство… сломанный нос, пускай и не свой, пускай… какая разница? Корешу больно, он довёл его до дома, сам пришёл в свой, лёг на кровать. Он начал привыкать к кровати - он больше не спит на полу! Он всё время спит, он не выспался, потому что не было возможности, потому что не давали в тюрьме. И здесь не дают. И здесь тюрьма. Просто на это никто не смотрит. Это нормально. Нормально?

Но никто не подошёл и не сказал: <Спи, пожалуйста. И пускай тебе снятся приятные сны>.

 

ДУХ, ЧТО ПОЛУЧИЛ ПО НОГАМ С УТРА, УСПЕВАЕТ СКАЗАТЬ И ПОЛУЧИТЬ В ОТВЕТ НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОТ ТАКИХ ЖЕ ДУХОВ, КАК И ОН, ОКАЗАВШИХСЯ В СУТОЛОКЕ КАЗАРМЫ РЯДОМ С НИМ. ДЕМОН, ВСЁ УТРО МУЧАВШИЙ ИХ, УНИЧТОЖАЮЩИЙ ИХ КАК ЛЮДЕЙ, НА САМОМ ДЕЛЕ НЕ ДЕД ВОВСЕ - ЧЕРПАК, ОТСЛУЖИВШИЙ ТО ЕСТЬ ВСЕГО ПОЛГОДА. ВСЕГО? ЭТО ОЧЕНЬ МНОГО! ЭТО ЗДЕСЬ, КАК БУДТО ПОЛЖИЗНИ ПРОШЛО ТАМ - ГДЕ Я БЫЛ, ГДЕ МЕНЯ УЖЕ НЕТ И, НАВЕРНОЕ, НЕ БУДЕТ НИКОГДА… НИКОГДА И НИКОГО! - ПОСЛЕ ВСЕГО ЭТОГО ЗАКОВЫВАЮЩЕГО И ТЯНУЩЕГО В БЕЗДНУ УЖАСА… НАВЕРНО, ИЗ НЕВОЛИ И БЕЗУМИЯ НЕТ ВОЗВРАТА.

ИХ МУЧАЮТ ТАК КАЖДЫЙ ДЕНЬ, КАЖДУЮ МИНУТУ И СЕКУНДУ. КОГО-ТО КАЛЕЧАТ, ВСЕХ ПОСТОЯННО БЬЮТ И УНИЖАЮТ… ОНИ НИКТО, ОНИ ЕЩЁ НЕ ЗАСЛУЖИЛИ ПРАВА БЫТЬ! С НИМИ МОЖНО ДЕЛАТЬ ВСЁ ЧТО УГОДНО, - ЭТО РАЗРЕШЕНО. СТАРШИНА, ПЬЯНЫЙ В ДУПЕЛЬ, УХОДИТ ДОМОЙ ВЕЧЕРОМ, ОН ДОЛЖЕН СМОТРЕТЬ, ОН ПОЯВЛЯЕТСЯ ПОСЛЕ ДЕВЯТИ С УТРА, У НЕГО МАЛЕНЬКАЯ ЗАРПЛАТА И ЗАГУБЛЕННАЯ ЖИЗНЬ, ОН ПЬЁТ БЕСПРОБУДНО, ОН АЛКОНАВТ, ОН ГДЕ-НИБУДЬ СПИТ, ГОВОРЯТ, НА СКЛАДАХ, ОН НИЧЕГО НЕ КОНТРОЛИРУЕТ, ГЛАВНЫЕ ХОЗЯЕВА - ДЕДЫ, ИМ ВСЁ ПОЗВОЛЕНО, ОНИ МОГУТ ДАЖЕ УБИТЬ. У НИХ ВСЁ СХВАЧЕНО, ИХ НИКТО НЕ БУДЕТ СУДИТЬ. ЛУЧШЕ НЕ ВОЗМУЩАТЬСЯ И МОЛЧАТЬ. ЛУЧШЕ УМИРАТЬ, ЧЕМ БЫТЬ УБИТЫМ. ДЕДЫ СПЯТ ДО ОБЕДА, А ПОТОМ ИГРАЮТ В ИГРЫ… ТУПЫЕ СОЛДАТСКИЕ ИГРЫ, НЕ ОБЕЩАЮЩИЕ ДУХАМ НИ ОДНОЙ ПОБЛАЖКИ! ОНИ БУХАЮТ ВЕЧЕРОМ, И ЗАСТАВЛЯЮТ ДУХОВ МЕТАТЬСЯ ЗА БУХЛОМ. НОЧЬ НЕ ДЛЯ ДУХОВ, А ДЛЯ НИХ. ОНИ УПРАВЛЯЮТ КАЗАРМОЙ, ВСЁ КРУТИТСЯ ВОКРУГ НИХ. ИХ ВСЕ БОЯТСЯ. ИХ СЛУГИ ЧЕРПАКИ. ДУХИ ДЛЯ НИХ НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ПЕШКИ, ДАЖЕ НИЖЕ БЕСПРАВНЫХ, АБСОЛЮТНЫЕ НУЛИ. РОТНЫЙ КОМАНДИР ИМ НЕ УКАЗ. ОНИ ВСЕ НЕЖИВЫЕ, ОНИ ДЕМОНЫ ИЗ ПРОПАСТИ, ПОХОЖИЕ ВНЕШНЕ НА ЛЮДЕЙ. ОНИ МУЧАЮТ, ОНИ ПОЛУЧАЮТ ОТ ЭТОГО НАСЛАЖДЕНИЕ, ОНИ ДРУГОГО НЕ ЗНАЮТ, ИХ ВСЁ УСТРАИВАЕТ, ОНИ РАДУЮТСЯ, ЧТО ДЕЛАЮТ ИЗ ДУХОВ ТАКИЕ ЖЕ КУСКИ ТЬМЫ, КАК ОНИ САМИ. ОНИ ИХ УБИВАЮТ - И ПОЛУЧАЮТ НОВЫХ УБИЙЦ.

ВЫСОКИЙ ПРИЗЫВНИК ДОДУМАЛ ЧТО-ТО САМ, РАЗГОВАРИВАТЬ МНОГО НЕ ДАЛИ. ДАЛИ ТОЛЬКО ПАЛКИ В РУКИ - ДЕРЕВЯННЫЕ С ДЕРЕВЯННЫМИ РУЧКАМИ, - И ПРИКАЗАЛИ КАНТОВАТЬ КРОВАТИ.

ТУПОЙ РАБОТОЙ ДУХИ ЗАНИМАЮТСЯ ДВА ИЛИ ТРИ ЧАСА - НО НЕ ВСЕ: ЧАСТЬ ИЗ НИХ ВЫТАЛКИВАЮТ НА ПЛАЦ, - ДРУГИЕ В КАЗАРМЕ ПРЕССУЮТ ОДЕЯЛА ДЕРЕВЯННЫМИ ПАЛКАМИ, ПОЛУЧАЯ ПОД РЁБРА И ПО НОГАМ ОТ ЧЕРПАКОВ, КОТОРЫХ СТАНОВИТСЯ ВСЁ БОЛЬШЕ К ОБЕДУ.

СТРАННО: ЧЕРПАКОВ И ДЕДОВ ВСЕГО НИЧЕГО… ДВА ДЕСЯТКА? НО ОНИ УПРАВЛЯЮТ ВСЕЙ КАЗАРМОЙ, УНИЖАЮТ ВСЕХ ДУХОВ, КОТОРЫХ… ДВЕ СОТНИ? И НИКТО НЕ СКАЗАЛ НИ СЛОВА, - ТАК И НАДО, ВСЕ СОГЛАСНЫ! И ХОРОШО ВЫПОЛНЯЕТСЯ РАБОТА… ПО УМЕРЩВЛЕНИЮ ЛЮДЕЙ.

 

Проснувшись, он оглядывается. Мир изменился, даже слишком. Мор, чума, ядерная война? Что произошло, когда он спал? Ему казалось… нет, мир его не подождал. Но ему казалось, что мир может стать лучше… Это иллюзия? Где люди?

Берег моря. Грязный пляж. Остатки кем-то обглоданных костей. Спросонья спавший не может ничего понять. Наверное, был праздник, не убрали, - думает он. Рядом с ним из песка выглядывает чей-то череп, разрушенный, будто на него наступили ногой. По нему прошли… Но спавший не придаёт этому значения, он ещё лелеет сон…

Он взглядывает на море, у него сморщивается лицо. Он закрывает глаза, но череп всё так же смотрит на него, не мигая и не морщась, словно высасывая изнутри. Высасывает из него жизнь… Его будущее? Череп как будто разговаривает с ним… черепная коробка. А в песке полузарыт его раздавленный двойник. Грязная пена выносится на безлюдный и покинутый пляж, волны печальны, море несчастно и почти мертво… В море свалили всяких нечистот, и это сделали какие-то люди…

Люди - вдали, на пляже, на грязном песке. Он проснулся и увидел пронзительное диво и непоправимую беду, - он хочет встать, дойти до них, до своих собратьев, но падает на вонючий песок. Он лежит. Ему не на чем ходить. Он закидывает ногу вверх. Его нога обглодана. Изъедена, как сосиска. Видны следы ножа и выдранных, мясистых было, мест. Совсем изъедена, одни обглоданные кости…

Как же он сможет ходить? Не сможет? Изъедена нога, - а может быть, и обе? - Ему страшно поглядеть на свою вторую ногу. Но боли нет. Ему дурно. Тело немеет. Как дуб задубело, как пень! - Укол анестезии? - он понимает, что его закололи уколами, пока он спал. И… съели, вкусно насытились им какие-то люди и бросили на берегу.

Он ползёт по вонючему песку, всё время натыкаясь на чьи-то кости, человеческие кости, торчащие тут и там, словно символы смерти. Символы скорого и неизбежного конца… Ему надо доползти, добраться до тех людей, которых он видит вдали. Чтобы спросить у них: кто его съел? Зачем его съел? Что случилось? Что вообще произошло?

Он останавливается передохнуть. И ненароком вспоминает вчерашний день. И не единственно вчерашний - и позавчерашний, и позапозавчерашний!.. Он знает, кто он есть, где он и откуда. И зачем всё - невозможное, невыносимое, изуродованное… Случилась страшная гроза… Но он не умер быстро; он в числе тех, кто выжил после масштабной бури, тоталитарного стирания всего, что жило и было связано с жизнью.

Но ему повезло; повезло немногим. Или не повезло, как считать. Как же можно жить?! Когда же чёрное и мёртвое закончится?? А ведь мир не исправить и не излечить. Сквозь черноту не проглядывает ни лучика солнца; всё зачахло; вместо воды - тухлота, вместо земли - помойка. Но не сказали ещё последнее слово те, на которых обиделся бог.

И он ползёт к ним по грязи, смешанной с человеческими останками, он не может выбирать, его глаза не могут видеть, он больной, он знает, что он обглодан, что он изъеден… и его спина и задница обглоданы, и они изъедены… и всё обглодано, и всё изъедено… потому что нечего жрать - осталась только ядовитая вода и грязь!

Остались люди, которых стало мало, к счастью, к высшему, но припозднившемуся счастью!.. И люди хотят жрать. И их уже ничего не сможет остановить. Только очистительный жар их сможет остановить. Заря, которая поднимается…

А у него изъедена спина, нет ягодиц, он весь изжёван, весь изрезан, у него всё болит, - но повезло, пока что действуют уколы! Что ему делать, доползти? Те люди, которых он уже не видит вдали, - они поели им. - Люди всегда друг друга едят. Как их осуждать? - подумав на бесполезную тему, он хочет улыбнуться, но тут появляется боль.

Первая, после уколов, боль. Люди, которых он видел вдали, не дождались его и ушли. Они его съели и бросили на берегу, а сами пошли искать новый мясной экземпляр. Скоро они пожрут сами себя, а он… к нему возвращается боль.

Он набивает в рот песочной грязи, чтобы можно было толочь песок зубами. Чтобы заглушать чудовищную боль.

 

- Э, ДУХ, ТЫ ЧЁ! - КРИЧИТ ЕМУ ЧЕРПАК. - ЛОСЯ, ДАВАЙ ЛОСЯ! ТЫ ЧЁ!!

ОН НЕ ЗНАЕТ, ЧТО ТАКОЕ <ДАВАТЬ ЛОСЯ>, - ЗА ЭТО НЕЗНАНИЕ ПОЛУЧАЕТ ПОД ДЫХ. ЕМУ ОБЪЯСНЯЕТ ЧЕРПАК, ОН КЛАДЁТ РУКИ КРЕСТ-НАКРЕСТ НА ЛОБ, ЛАДОНЯМИ ПРИНИМАЯ ЗАДОРНЫЕ, НО ТЯЖЁЛЫЕ УДАРЫ КОМАНДИРА. К НЕМУ ПОДХОДЯТ ПО ОЧЕРЕДИ ДРУГИЕ КОМАНДИРЫ - ВТОРОЙ, ТРЕТИЙ, ЧЕТВЁРТЫЙ - И КАЖДЫЙ БЬЁТ, ПО ЛАДОНЯМ, ПО ГОЛОВЕ, - ОН ЧУТЬ НЕ ПАДАЕТ, У НЕГО УЖЕ МУТИТСЯ В ГОЛОВЕ, ОН УЖЕ НЕ МОЖЕТ СООБРАЖАТЬ. И КАК ФИГУРКА, КАК НЕЖИВАЯ БЕССЛОВЕСНАЯ ПЕШКА, ОН МЕЧЕТСЯ ИЗ УГЛА В УГОЛ, ИМ УПРАВЛЯЮТ, ЕГО БЬЮТ И КИДАЮТ, - ОН НЕ МОЖЕТ ОТВЕТИТЬ, - НОГАМИ, РУКАМИ, САПОГАМИ, ЧЕМ ПРИШЛОСЬ, - ОН УЖЕ НЕ ЧУВСТВУЕТ БОЛЬ, ОН БУДТО УЖЕ НЕЖИВОЙ.

- ТЫ ЧЁ, СУКА! НУ-КА БЫСТРО СБРИЛ ВОЛОСЫ! - ОРЁТ ЧЕРПАК И БЬЁТ, ДАЁТ ЛОСЯ. - ЧТОБЫ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ БЫЛ ЛЫСЫЙ, КАК МОЯ ПЯТКА!..

ЕГО ВЫТАЛКИВАЮТ ИЗ РАСПОЛОЖЕНИЯ РОТЫ, ОН НИКОГДА НЕ ДУМАЛ, ЧТО ПРИЧЁСКА, КОРОТКАЯ СТРИЖКА БУДЕТ КАРАТЬСЯ ТАК СТРОГО. И ЕГО БУДУТ ЗА ЭТО БИТЬ, И ПОЧТИ УБИВАТЬ. ЕМУ, БУДУЧИ В ГРАЖДАНСКОЙ, В ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ, НАДО БЫЛО ВЫБРИТЬСЯ НАГОЛО.

ЕГО КИДАЮТ В КРЕСЛО ПАРИКМАХЕРА. ПАРИКМАХЕР, ТО ЛИ ЧЕРПАК, ТО ЛИ ДЕД, - БЕЗ РАЗНИЦЫ - ДЕМОН, КАК И ВСЕ СТАРИКИ, С СИГАРЕТОЙ В ЗУБАХ, ВКЛЮЧАЕТ ТУПУЮ МАШИНКУ - И ВЫРЫВАЕТ ЕМУ КЛОКИ ВОЛОС.

ЕМУ НЕ ЖАЛКО ВЫДРАННЫХ ВОЛОС. НО ПОЧЕМУ-ТО ОН БОИТСЯ ОСТАТЬСЯ БЕЗ УХА. РУКАМИ УШИ НЕЛЬЗЯ ЗАКРЫТЬ - ОН ПОЛУЧАЕТ ЗА ЭТО УДАР ОТ ЧЕРПАКА. ЛИШЬ ДУМАЕТ: ОТРЕЖЕТ ОН МНЕ УХО ИЛИ НЕТ? - А ДВИЖЕНИЯ ЧЕРПАКА НЕРВНЫЕ, БЫСТРЫЕ И НАСТУПАЮЩИЕ. НО ТАК КАК МАШИНКА ТУПА, ОН НЕ ОТРЕЖЕТ ЦЕЛОЕ УХО, А ТОЛЬКО ЕГО ЧАСТЬ.

НО УЖЕ ЭТО НЕ МОЖЕТ ПОНЯТЬ, ПОЧУВСТВОВАТЬ ДУХ, - ИЗ НЕГО СДЕЛАЛИ ДЕРЕВЯННОГО СОЛДАТИКА, ИЗГНАЛИ НЕНУЖНЫЕ РЕАКЦИИ, СЛЕПИЛИ НЕЖИВОГО ТЕРРАКОТА, У КОТОРОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НИКАКИХ ЧУВСТВ, НИ МЫСЛЕЙ, НИ ДАЖЕ ИНСТИНКТИВНОГО УМА.

 

Скоро смерть, и он умрёт. Поскорее бы ему - умереть…

Скоро, скоро… он наконец-то избавится от боли, чтобы не чувствовать, чтобы забыть, навсегда забыть, что было, и никогда, никогда не возвращаться!

Кто-то пройдёт, наступит на его кости, втопчет их в вонючую грязь… Что за черепная коробка? - подумает он. - Где люди? Кто-то же должен быть… - и пойдёт дальше, в поисках живых. И, где-то вдали, на грязном песке, безбожно умрёт.