НЕЖИЛЕЦ
Путь не туда
Обворожительное отсутствие обычно бегущих туда-сюда людей...
Куда все делись? Почему? - ещё способен думать кто-то, шагающий по пустынной
улице в старых потёртых джинсах и такой же майке.
Хорошо. Хоть немного побыть одному, - вздыхает он, уставший за полтора невольных года от
непрерывной суеты вокруг. Он только пришёл из армии и мечтает спокойно посидеть
у себя дома на кухне и поразмышлять о вроде бы счастливом гражданском житии.
И всё же, где люди? Куда они могли деться? Их что,
унесло стихийное бедствие? Или нашествие инопланетян? Нет, это было бы слишком
необычно. Шагающему по улице открывается, что люди раньше часто брюзжали на противоестественный
холод своих каменных жилищ, и вот наконец с наступлением лета как раз на уикенд
наступила щедрая городская жара. А это пекло - не только новый повод для брюзжания,
но также повод для того, чтобы жильцы, словно боясь зажариться в своих суровых домах
- успевших, по мнению остряков, превратиться в доменные печи, - поспешно их
покинули, отяготив своим присутствием рощи, леса и другие живописные места за
городом.
Но он, возвратившийся из армии человек, рад и городу,
и хочет посидеть на кухне. Почему именно на кухне? Может быть, потому, что обычно
там размышляли все его знакомые, и размышляли под пиво или водку, и ему пришло
в голову это, такое спокойное, место. Он тоже думал сначала взять пива, но, посетив
ближайшую забегаловку, передумал и, решив посидеть трезво, направляется обратно
домой. Однако дойти до родного и спокойного места ему так и не суждено.
- Служилый, ты, что ль? - вдруг кричит какой-то
знакомый голос с противоположной стороны улицы.
Он останавливает свой выработанный армейским прошлым
шаг и видит малорослую фигуру спешащего к нему паренька. Кто это? Какая-то вязкая
смутность воспоминаний и... нет, он не может признать его сразу.
- Никак дембель? - снова до боли знакомый голос.
Кто он теперь? Дембель? Да. Но можно ли в это
поверить? Он не может поверить, свыкнуться, приспособиться к этой мысли. К этой
крайне непривычной, вплоть до настоящего абсолютно запредельной мысли! А надо -
и ещё раз надо - забыть всё, что было... но... как?
НАС ТОЧНО ТРИНАДЦАТЬ. ЭТО НАМЕКАЕТ О НЕЛЁГКОМ.
ЭТО ЧИСЛО ЧЕЛОВЕК ИЗ РАЙОННОГО ВОЕНКОМАТА НА БЫСТРОМ
СЛУЖЕБНОМ АВТОБУСЕ В ЦЕЛОСТИ И СОХРАННОСТИ ДОСТАВЛЕНО НА ПРИЗЫВНОЙ ПУНКТ. ВОЕНКОМАТОВСКИЙ
ПРАПОРЩИК УЛЫБАЕТСЯ, ДОКЛАДЫВАЯ ВСТРЕЧАЮЩЕМУ ОФИЦЕРУ О НОВЫХ ГОДНЫХ К ВОЕННОЙ
СЛУЖБЕ ЮНОШАХ.
СОБРАЛ ВОИНСТВО, ОТЛИЧНО, МОЛОДЕЦ! ЧТО ЕМУ ЗА ЭТО БУДЕТ?
КАРЬЕРА ПО СЛУЖЕБНОЙ ЛЕСТНИЦЕ? ИЛИ ТОЛЬКО ПРЕМИЯ?
ОН СПРАШИВАЕТ ЭТО У СЕБЯ И УЛЫБАЕТСЯ ВМЕСТЕ С
ПРАПОРЩИКОМ. ЕГО БОЛЬ СМОТРИТ ИЗ ГЛАЗ. ОН ЗНАЕТ. ПУСКАЙ СМОТРИТ, НУ И ЧТО! ОН
ВИДИТ, ОН НАХОДИТ, ЧТО ТЕПЕРЬ НИЧЕГО ТАКОЕ НЕ ВАЖНО. ПО БОЛЬШОМУ, ТЕПЕРЬ ВООБЩЕ
НИЧЕГО НЕ ВАЖНО. ТОЛЬКО ВАЖНО ТО, ЧТО СНАРУЖИ. ОН ОГЛЯДЫВАЕТСЯ, ПОТОМУ ЧТО ЕГО ДАВИТ.
ИХ ВСЕХ НЕЗРИМО ДАВИТ ПРИЗЫВНОЙ ПУНКТ. ОН ТОЧНО
ЗАМАСКИРОВАН. ОН ПОХОЖ НА ОБЫЧНОЕ ГОРОДСКОЕ ЗДАНИЕ. НО, ТАКОЕ ЧУВСТВО, ЭТО НЕ
ЗДАНИЕ. ЭТО СОЗДАНИЕ, ЧТО ВЫПЛЫЛО ИЗ ТЁМНЫХ ГЛУБИН, И ХОЧЕТ ИХ ЗАПУГАТЬ СВОЕЙ
ЧЁРСТВОСТЬЮ, ГРУБОСТЬЮ И, НАКОНЕЦ, БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬЮ. ЭТО ВСЁ ИСХОДИТ ИЗ СТЕН -
ОБШАРПАННЫХ И ХОЛОДНЫХ КАК ВЕЧНЫЙ ЛЁД. ГЛЫБИСТЫЙ, ОГРОМНЫЙ, НЕПРИСТУПНЫЙ ЛЁД! И
ВСЯ ОБСТАНОВКА, ВСЁ НУТРО СОЗДАНИЯ ОКАМЕНЕЛО И ОЛЕДЕНЕЛО - ДАЖЕ ЛЮДИ, НОСЯЩИЕ ОДИНАКОВУЮ
ФОРМУ.
ЗАЛ ПУНКТА. ЗДЕСЬ ПОЖИВЕЕ. ПОД КОНВОЕМ ИХ ЗАВОДЯТ СЮДА,
И УСАЖИВАЮТ СРЕДИ СОТЕН ПРИЗЫВНИКОВ. СБОР СО ВСЕГО ГОРОДА, ОСЕННИЙ ПРИЗЫВ! НО НА
УЛИЦЕ УЖЕ ЗИМА. ПРИЗЫВ ПОРЯДКОМ ЗАПОЗДАЛ - НАВЕРНОЕ, ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ВОВРЕМЯ
ТРУДНО СОБРАТЬ НЕОБХОДИМОЕ КОЛИЧЕСТВО МАЛЬЧИШЕК, НАСЛЫШАННЫХ О ДЕДОВЩИНЕ И,
ЕСТЕСТВЕННО, НЕ ЖЕЛАЮЩИХ ИДТИ СЛУЖИТЬ. НЕ ЖЕЛАЮЩИХ И НЕ ИДУЩИХ, ПОКА ИХ КАК-ТО
НЕ ИЗЛОВЯТ, НЕ ВЫМАНЯТ, И НЕ ПРИВЕДУТ СЮДА - ЧТОБЫ ОТСЮДА
ИХ ЗАБРАЛО НА СЛУЖБУ ГОСУДАРСТВО.
А КТО НЕ ЗНАЕТ, ЧТО ТАКОЕ ПАТРИОТИЗМ? ЭТИМ ЗАБИВАЮТ ГОЛОВЫ.
РОДИНА, РОДИНА. ЕЙ СЛУЖИТЬ, ГОВОРЯТ, НАДО. А КТО-ТО ГОВОРИТ, ЧТО НЕ НАДО. НО
ТАКИХ МАЛО, ТАКИЕ ПРЯЧУТСЯ. А БОЛЬШИНСТВО НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТ И НЕ СЛУЖИТ. НУ И ЛАДНО,
ПУСКАЙ! А ОНИ БУДУТ. ОНИ ЛЮБЯТ РОДИНУ. ОНА ПРИЗЫВАЕТ ОТДАТЬ ДОЛГ.
ЧУДНЫЕ ЛИЦА ПРИЗЫВНИКОВ: ТРЕВОЖНЫЕ, НЕ
НАХОДЯЩИЕ СПОКОЙСТВИЯ ВЗГЛЯДЫ, ИСКУССТВЕННЫЕ УЛЫБКИ, ВЫСТУПАЮЩИЕ СКУЛЫ. ОНИ ЕЩЁ
ГРАЖДАНСКИЕ, ЕЩЁ СИДЯТ В ГРАЖДАНСКОЙ ОДЕЖДЕ, С ГРАЖДАНСКИМИ ВЕЩАМИ В
ГРАЖДАНСКИХ МЕШКАХ. ЕЩЁ НЕ СОЛДАТЫ, НО ИМИ СТАНУТ СКОРО, ОЧЕНЬ СКОРО! И ВСЕ ЭТО
ЧУВСТВУЮТ, И ВОЛНЕНИЕ ПЕРЕДАЁТСЯ КАК ПО ПРОВОДАМ КАЖДОМУ. ПОЧТИ НИКТО НЕ МОЖЕТ
СПОКОЙНО СИДЕТЬ, СТУЧАТ ПО КРЕСЛАМ, А ПОТОМ ВСТАЮТ С НИХ И ХОДЯТ, ХОДЯТ. НО ОН
СИДИТ. СЛУЖБА ВПЕРЕДИ. ПОХОДИМ. Я ЧУВСТВУЮ, ПОНОСИМСЯ ТУДА-СЮДА.
Надо вспомнить, вспомнить всё, что есть.
- Значит, прибыл-таки?! - проявляет гражданский взгляд
из-под угловатых, похожих на треугольные грани, бровей малорослый человек и,
приблизившись, вручает ему аккуратную светскую руку.
И только тут дембель вспоминает своего старого кореша,
который, как и остальные кореши, в армию не ходил, а жил и, наверно, весело
проводил время здесь рядом в соседнем дворике - всё это время...
- Уй, руку! Руку раздавишь! - прямо завывает кореш,
приседая от боли, потому что служилый, ещё не отойдя от своего тяжёлого
прошлого, тяжело же - по-армейски - прессует его хилую на армейский взгляд
конечность.
- Прости, не хотел, - опоминается дембель и разжимает
пресс, немного поморщив лицо от досады за свою грубость; впрочем не
специальную. Видно, не только время вычеркнуто из его жизни, но и нечто в нём
самом, нечто, должное подсказывать, направлять, останавливать. Только куда же
оно делось?
А кореш уже улыбается, вероятно, оттого, что давно не
видел своего старого приятеля, и, как ни в чём не бывало, настойчиво загружает
дембеля обычными для данного случая вопросами:
- Ну как там? Ничего? Живой?
Дембелю тоже приятно встретить своего старого - жутко
старого - кореша. Когда они виделись в последний раз? То было очень давно,
кажется, то было совсем в другой жизни. Но вопросы кореша почему-то звучат так
безучастно, а дембелю не хочется копаться в натёршем мозоли, и только прекратившемся
прошлом - и чёрт бы его подрал.
Отвечает служилый кратко:
- Ничего. Живой.
Однако это не останавливает кореша - он продолжает
спрашивать, стараясь выведать занимательные и скрытые от гражданской жизни подробности.
Вероятно, чтобы иметь впечатление, просто интересное впечатление и... возможность
похвастаться потом кому-нибудь тем, как он много знает об армии? Но что он
узнает? Слова, только слова... И, надо же, припоминая какое-то...
хвастовство гусара? Да, действительно, что-то такое припоминая, дембель добавляет
только одно:
- Нормально.
К облегчению служилого, это останавливает поток
вопросов. Останавливает не лаконичностью, и даже не интонацией, а чем-то
особым, от чего, по-видимому, нужно держаться дальше и больше не спрашивать. И,
видно, кореш чувствует это, и, как ни хочет, больше не спрашивает... Что это?
Какая-то чуждость? Да, наверно.
- Слушай, - поворачивает на новую тему кореш, -
погодка-то жаркая...
- Жаркая, - соглашается дембель.
- Ну? - кореш явно рассчитывает на его сообразительность.
Но может ли он знать, что прибывший из армии уже не
имеет былой быстроты, как не имеет и многого другого? Однако он может заметить
его странную, будто монашески отрешённую от мирской жизни, манеру, когда, после
паузы, дембель спрашивает:
- Что?
Эта манера настолько сквозит непониманием чего-то
безусловно очевидного, что брови кореша сразу же перестраиваются в треугольные
грани, а это обычно случается в те мгновения, когда кореш сильно взволнован или
удивлён. И дембель начинает вспоминать один из засевших где-то глубоко в душе характерных
случаев такой перестройки бровей кореша. Но воспоминание нечёткое и неполное -
только образ, пришедший из другой реальности.
- А вот что: давай за город - в лес, и отметим! -
выпрямив брови, объясняет кореш.
- Что? - снова спрашивает туго соображающий дембель.
- Ну как что? - снова стреуголиваются брови, которые
не знают среднего положения, и могут быть либо прямыми линиями, либо
треугольными гранями. - Ты прибыл? Прибыл. Вот и отпразднуем!
- А-а... - доходит, наконец, до дембеля. - Может, лучше
у меня? - предлагает он, потому что не хочется ему никуда ехать.
- Вот дурило, - еле бурчит кореш, чтобы служилый не расслышал,
и настаивает уже в полный голос: - Я говорю: погода хорошая. Айда на пикник?!
И они вместе идут за ещё сохранившимися в городе
девушками. Что делать? Дембель не может обидеть давнишнего приятеля, от встречи
с которым в нём начинает просыпаться нечто неясное, похожее на ностальгию. А
корешу, видно, просто хочется вместе выпить, ну и вообще как-то провести время.
И вот они идут за девушками, ведь обычно так все и
делают, когда отправляются куда-нибудь веселиться. Так и они...
Еле отыскав каких-то двух девушек - беленькую и
чёрненькую, - они всей компанией заваливаются в ту же забегаловку, из которой
шёл по улице дембель, когда встретил кореша. Следуют оживлённо-шумные дебаты по
вопросу того, что нужно, и того, что не нужно, выражения горячего согласия, реплики
холодного недовольства, и в конце концов принятие общего решения о закупке
продуктов. Впрочем не совсем общего, так как один из молодых людей, не
выказывая никаких чувств на своём лице, молчаливо стоит в стороне, очевидно ещё
не войдя в пёстрые реалии гражданской жизни. Но другие трое погружены в эти
реалии в полной мере, и поэтому, не обращая на него никакого внимания, закупают
полные хмеля большие пузыри современного хлеба, начинённые колбасой тучные и
длинные варёные батоны, сверкающие этикетками удивительно дешёвые бутылки
пластмассового лимонада. И прочее, и прочее! Очередной спор из-за крепких
напитков, очередные треугольные грани с фразой <Как же мы без водки?> и, взяв современную
воду, компания, наконец, вываливается с полными сумками из забегаловки.
И, загрузившись в отдыхающую неподалёку жестянку
кореша, все четверо едут за город.
В НАЧАЛЕ ЗАЛА, ПЕРЕД КРЕСЛАМИ, СТОИТ ТРИБУНА. К НЕЙ ТО
И ДЕЛО ПОДХОДЯТ ОФИЦЕРЫ. ТО И ДЕЛО ОНИ ОГЛАШАЮТ СВОИ СПИСКИ, КОТОРЫЕ ДЕРЖАТ В
РУКАХ. ТО И ДЕЛО ОДНИ ЛЮДИ ОСВОБОЖДАЮТ ДЛЯ ДРУГИХ СВОИ КРЕСЛА, И ИДУТ К
ТРИБУНЕ. ОФИЦЕРЫ ИМ ЧТО-ТО ГОВОРЯТ. ОНИ КИВАЮТ. И ВМЕСТЕ С ОФИЦЕРАМИ УХОДЯТ ЗА
ДВЕРИ.
А ЗА ОКНОМ БУШУЕТ ЗИМА. ВРОДЕ БЫ УТРО, И ДОЛЖНО БЫТЬ
СВЕТЛО, СОЛНЕЧНО, НО НА НЕБЕ ТЁМНАЯ ПЕЛЕНА. ОНА ЧУВСТВУЕТСЯ НЕ ГЛАЗАМИ, А
ВНУТРИ - ВНУТРЕННИМИ ГЛАЗАМИ, - ВНЕШНЕ НЕБО ПРОСТО СЕРОЕ. ЧЁРНЫЕ ДОМА, МАШИНЫ И
ЛЮДИ НА БЕЛОМ ФОНЕ СНЕЖНОЙ МЕТЕЛИ СЛИВАЮТСЯ В СПЛОШНУЮ СЕРУЮ МАССУ. ХОТЬ ЯРКОЕ
ПЯТНЫШКО ГДЕ УВИДЕТЬ! ВСЁ ОКУТАНО ЭТОЙ ПЕЛЕНОЙ, ВСЁ БУДТО СОБРАЛОСЬ ВЫМИРАТЬ. СОБРАЛОСЬ
ИЛИ УЖЕ МЕРТВО.
ЕЩЁ МОЛОДЫЕ ЛЮДИ ПРОДОЛЖАЮТ СИДЕТЬ, ЖДАТЬ УЧАСТИ, И
БАРАБАНИТЬ ПО ПОДЛОКОТНИКАМ КРЕСЕЛ. ХОТЯ, НЕКОТОРЫЕ НАХОДЯТ ЗАНЯТИЕ: ДОСТАЮТ ИЗ
КАРМАНОВ ДОКУМЕНТЫ И НАД НИМИ ЧАХНУТ, КАК НАД УБИВАЮЩИМ ИХ ДУШИ ЗЛАТОМ. И, КОНЕЧНО, МНОГИЕ НЕ УСТАЮТ БЕЗОСТАНОВОЧНО ХОДИТЬ, НАМАТЫВАЯ,
КАК СПРИНТЕРЫ, КРУГИ, - СНИМАЯ ТЯЖЕСТЬ.
ПОДХОДЯЩИМИ К ТРИБУНЕ ОФИЦЕРАМИ ПОПЕРЕМЕННО, СТРОГО, МЕТОДИЧНО
ДОСТАЮТСЯ, ОГЛАШАЮТСЯ, ПРЯЧУТСЯ СПИСКИ. СИДЯЩИЙ В СВОЁМ КРЕСЛЕ ПРИЗЫВНИК
НАБЛЮДАЕТ, ЧТО ПОЧЕМУ-ТО ОФИЦЕРЫ ВСЕГДА РАЗНЫЕ, НО НЕ РАЗЛИЧИМЫЕ НИ ФОРМОЙ, НИ
ЛИЦАМИ. НАВЕРНО, ОНИ ИЗ ЧАСТЕЙ, И ПРИЕЗЖАЮТ, ЧТОБЫ ЗАБРАТЬ ОТСЮДА ПРИЧИТАЮЩИХСЯ
ИХ ЧАСТЯМ ПО ТОЛЬКО ИМ ИЗВЕСТНЫМ ШТАБНЫМ ПЛАНАМ НОВЫХ СОЛДАТ. ГОВОРЯТ, ЧТО
ЗДЕСЬ МОЖНО ПРОСИДЕТЬ И ДВОЕ СУТОК, И ТРОЕ... НЕТ, ЛУЧШЕ СКОРЕЕ! СЛУЖИТЬ,
СЛУЖИТЬ...
ПРОХОДИТ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ. ПРОХОДИТ УТРО, УЖЕ ДЕНЬ. НА
УЛИЦЕ ПОГОДА, КАЖЕТСЯ, СОВСЕМ ОБЕЗУМЕЛА: СКВОЗЬ ТОЛСТЫЕ, ЗАРЕШЕЧЁННЫЕ СТАЛЬНЫМИ
АРМАТУРИНАМИ ОКНА ДОНОСИТСЯ СВИСТЯЩИЙ, ШИПЯЩИЙ ВОЙ НЕИСТОВОГО, РАССЕРЖЕННОГО
ЗВЕРЯ. КТО-ТО ВСТАЁТ, И УХОДИТ ЗА ДВЕРИ, КТО-ТО
ПРИБЫВАЕТ, И ЗАНИМАЕТ ИХ КРЕСЛА. ДЛЯ ТЕХ, КТО СИДИТ ДОЛГО, ВОЗДУХ НАГНЕТАЕТСЯ,
И ТЯЖЕЛО ДЫШАТЬ... ПРИБЫВАЮТ И УБЫВАЮТ. ПРИБЫВАЮТ И УБЫВАЮТ. БЕСКОНЕЧНЫЙ ПОТОК...
С ТРИБУНЫ СЛЫШИТСЯ ЕГО ИМЯ.
ЕГО! А ОН И НЕ ЖДЁТ! ГДЕ ОСТАЛЬНЫЕ? - ОН
ВСТАЁТ И ОГЛЯДЫВАЕТСЯ, ПЫТАЯСЬ НАЙТИ ВЗГЛЯДОМ ПРИЕХАВШИХ С НИМ ИЗ РАЙВОЕНКОМАТА.
ГДЕ ТРИНАДЦАТЬ, ТО ЕСТЬ ДВЕНАДЦАТЬ? ТРИНАДЦАТЫЙ - ОН, КОТОРЫЙ С НИМИ ТАК И НЕ
ОБЩАЛСЯ. НАСТРОЕНИЕ НЕ ПОЗВОЛЯЕТ... МОЖЕТ, КОГО-ТО ИЗ НИХ ТОЖЕ... ВМЕСТЕ С НИМ? НО
ВЫКРИКНУЛИ ТРОИХ, И ДВОЕ УЖЕ СТОЯТ У ТРИБУНЫ, И ОНИ НЕ ИЗ ТРИНАДЦАТИ. КТО ОНИ,
ОТКУДА? ЛАДНО, УЗНАЕТ, НАДО ИДТИ. ВОТ УДАЧА!
И ОН ПОЧТИ БЕГОМ ИДЁТ К ТРИБУНЕ.
По дороге гражданские всё о чём-то болтают, болтают, а
служилый всё молчит, молчит. На полпути к лесу, когда они едут через поле,
беленькой девушке хочется <в кусты>. Они останавливаются, но кустов нет, и
девушка приседает неподалёку от машины. Пользуясь моментом, кореш сосредотачивает
сообразительный взгляд из-под своих угловатых бровей, очевидно желая прояснить
для себя женские детали, а чёрненькая девушка, наконец, заметив подле себя
молчаливого дембеля, прилаживается к нему с известными вопросами. Ведь служилые
люди как-никак большая редкость, а её, как видно, привлекает армейская
романтика. И сыпется то же:
- Ну как там? Ничего? Живой?
Но дембель, устав от своего жестокого прошлого и какого-то
непонятного настоящего, уже не может слышать эти вопросы, - он только вздыхает
от тяжести душевной и закрывает глаза, ничего не сказав. Хотя, спустя
мгновения, подумав, что таким грубым образом он напугает девушку, он решает всё
же ответить.
- Ничего. Живой, - штампует он заготовку.
И, конечно, девушка принимается спрашивать дальше, и
он, конечно, отвечает, что всё нормально. Ведь в нормальной армии нормального
государства с нормальными солдатами всегда всё нормально!.. Может ли знать она то,
через что он прошёл? Может быть, узнав, она отвернётся от него... Но не этого
он боится; он просто не хочет никому зла, а его прошлое, всплыв на поверхность,
причинило бы боль не только ему, но и этой простой девушке... А что она ищет? Правду?
Нет - романтику. Врать? Врать он не хочет, и поэтому неразговорчив.
<Из кустов> возвращается беленькая, начинает говорить
о чём-то другом, они опять едут и, к облегчению дембеля, оставшуюся дорогу так
и говорят - о чём-то другом.
КУДА ЗАШЛЮТ? НА ОСТРОВА? В ЛЕСА? В ДАЛЁКИЕ ДЕБРИ ТАЙГИ?
НАВЕРНЯКА, В КАКУЮ-НИБУДЬ ГЛУШЬ, РАЗ НАС ТАК МАЛО.
НО ЕМУ - ОДНОМУ ИЗ ТРОИХ - ЭТО БЫ ПОДОШЛО. ОН НАСТРОИЛ
СЕБЯ, ГОТОВ МОРАЛЬНО, И ГОТОВ ЕХАТЬ КУДА УГОДНО.
- НУ ЧТО, ГОТОВЫ? - ЗАСОВЫВАЯ СПИСКИ В КАРМАН, ГОВОРИТ
ОФИЦЕР.
ОБЫЧНЫЙ ОФИЦЕР, КАКИХ МНОГО. ЧЕМ ЗАМЕТЕН ИМЕННО ОН?
НАВЕРНОЕ, ЗВЁЗДОЧКАМИ НА ПОГОНАХ. СУДЯ ПО НИМ, ОН СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ.
- ГОТОВЫ, - ГОВОРЯТ В РАЗНОГОЛОСИЦУ ТРОЕ ПРИЗВАННЫХ.
- ОТ-СТАВИТЬ! - РЕЖЕТ СЛУХ, КАК ПРОВЕДЁННЫЙ ПО СТЕКЛУ ПЕНОПЛАСТ,
КОМАНДА СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА. И СЕЙЧАС СТАНОВИТСЯ ЗАМЕТНО: ОН С УСАМИ. ОН ПРОТЯГИВАЕТ
К ЛИЦУ РУКУ, И ПОДКРУТЫВАЕТ УСЫ ВВЕРХ. ЗВЁЗДОЧКИ И УСЫ. ЗНАЧИТ, ЭТО НАДО
ЗАПОМНИТЬ, ЧТОБЫ СУМЕТЬ ОТЛИЧИТЬ ЕГО ОТ ОСТАЛЬНЫХ ОФИЦЕРОВ.
- СТАРШЕМУ ПО ЗВАНИЮ ОТВЕЧАТЬ: ВСЕГДА ГОТОВЫ! ЯСНО?
ОФИЦЕР ТАРАТОРИТ, ТОЧНО НЕЖИВОЙ. ТОЧНО ЗАВЕДЁННЫЙ
БУДИЛЬНИК. ЕГО ГЛАЗА МУТНЫ И ТЕМНЫ. А ТРОЕ ПРИЗВАННЫХ СТОЯТ И НЕ ЗНАЮТ, ЧТО ИМ ДЕЛАТЬ.
КАК ОТВЕЧАТЬ ОФИЦЕРУ? МЫ УЖЕ СОЛДАТЫ ИЛИ ЕЩЁ НЕТ?
- ЯСНО, ЯСНО, ЯСНО, - ОТВЕЧАЮТ ОНИ ДРУГ ЗА ДРУГОМ.
- ОТ-СТАВИТЬ! - РЕЖЕТ СЛУХ КОМАНДА. - ОТВЕЧАТЬ: ТАК
ТОЧНО! ЯСНО?
ОФИЦЕР ТАРАТОРИТ... ТАРАТОРИТЬ ТОЖЕ?
- ТАК ТОЧНО, - ГОВОРЯТ ОНИ.
- ТЯК ТЁЧНО, - СОСТРАИВАЕТ МИНУ ОФИЦЕР,
ПАРАДИРУЯ ИХ СЛАБОСИЛЬНЫЕ ОТВЕТЫ. - ЧЁТЧЕ ГОЛОС, ТВЁРЖЕ ШАГ!
ЭТО ПРИНЯТО В АРМИИ...
- ЛАДНО,
ПОШЛИ, - ПЛЮЁТ ОФИЦЕР - И ОНИ, КОНЕЧНО, ИДУТ.
ОНИ ИДУТ ЗА ОФИЦЕРОМ К ДВЕРЯМ. ОН РУГАЕТСЯ МАТОМ,
ВЫВОДИТ ИХ В КОРИДОР. ОНИ ШАГАЮТ ЗА НИМ МИМО ПАТРУЛЬНО-ПОСТОВЫХ СОЛДАТ С
ОСТЕКЛЕНЕВШИМИ ГЛАЗАМИ, И ВДРУГ ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ, ТАК И НЕ ВЫЙДЯ НА УЛИЦУ. ЗАЧЕМ?
ЧТО С НАМИ БУДУТ ДЕЛАТЬ? - ДУМАЕТ ОН - ОДИН ИЗ ТРОИХ, - В ТО ВРЕМЯ КАК ИХ
ЗАВОДЯТ В НЕБОЛЬШУЮ КОМНАТУ ПОСРЕДИ КОРИДОРА. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ БОЛЬШЕ НИЧЕГО
НЕ ГОВОРИТ, И ВИДНО ПО НЕМУ, ЧТО У НЕГО ЛУЧШЕ НЕ СПРАШИВАТЬ. К КОМАНДАМ ЕЩЁ
ПРИУЧАТ, СПРАШИВАТЬ ЖЕ, ВИДНО, НЕ ПРИНЯТО. НО ГДЕ МЫ? ОНИ ОКАЗЫВАЮТСЯ В
ФОТОЛАБОРАТОРИИ, И СЕЙЧАС ИМ СКАЖУТ УЛЫБНУТЬСЯ, СФОТОГРАФИРУЮТ, А ПОТОМ УВЕЗУТ...
В КАКОЕ-ТО ГИБЛОЕ МЕСТО?..
ИХ ФОТОГРАФИРУЮТ, И ВЕДУТ НА ВЫХОД. НИКТО ПРО
ФОТОГРАФИИ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛ, НО И ТАК ПОНЯТНО, ЧТО ОНИ НУЖНЫ ДЛЯ ВОЕННЫХ
ДОКУМЕНТОВ, ЧТО ОНИ БУДУТ ВШИТЫ В ИХ ДЕЛА, ЧТО ОНИ БУДУТ ХРАНИТЬСЯ СКОЛЬКО
ПОЛАГАЕТСЯ В СПЕЦАРХИВЕ И ЧТО В КОНЦЕ КОНЦОВ БУДУТ СОЖЖЕНЫ ВМЕСТЕ С ДЕЛАМИ! ФОТОГРАФИИ, ЗАПЕЧАТЛЕВШИЕ ИХ БЮСТЫ, НАРЯЖЕННЫЕ В
ЛАБОРАТОРИИ В ЕДИНСТВЕННЫЙ НА ВСЕХ МУЛЯЖНЫЙ КАМУФЛЯЖ, БУДУТ ГОТОВЫ, СКОРЕЕ
ВСЕГО, УЖЕ ЗАВТРА. НО, ТО ЯСНО, ЧТО НИ ЗАВТРА, НИ КОГДА-ЛИБО ОНИ НЕ ПОСМОТРЯТ
НА ФОТО С ОБРЕЧЁННЫМИ ЛИЦАМИ, НА КОТОРЫХ СТАРАЛИСЬ СКОРЧИТЬ УЛЫБКИ. НУ И ЧТО
С ТОГО? ЛИЦА НЕ СКРЫЛИ ТОГО, ЧТО ВНУТРИ, - И КАК ЗЕРКАЛО ТО ОТРАЗИЛИ.
Шоссе уже долго идёт через лес, а шумная компания
никак не может договориться, где затормозить, потому что вдоль дороги
сплошняком стоят консервные банки, предупреждая о том, что весь ближайший лес наполнен
народом, который жгёт костры и жарит шашлыки.
В конце концов молодые люди теряют терпение, и тормозят
свою консервную банку в редком промежутке в ряду ей подобных банок. Вытащив
сумки, они вылезают сами, и идут в лес.
Но когда заходят в лес, убеждаются, что действительно:
везде народ, и, как ни странно, чем дальше они углубляются в лес, тем становится
шумнее и люднее, а вскоре и пройти-то нельзя, потому что на каждом шагу валяется
мусор, а через каждые несколько кто-то сидит, и, наслаждаясь отдыхом, бросает
объедки через спину.
Когда же дембель по тугодумности, которая не хочет,
зараза такая, его отпускать, вступает ногой во что-то похожее на смесь кетчупа
с экскрементами, он останавливается и говорит:
- Я дальше не пойду.
Он говорит негромко, а остальные в это время о чём-то
болтают, но останавливаются вместе с ним как по команде. Ну, разве обычно услышать
даже слово от такого молчуна? А он им несколько!
Само собой, девушки сразу же поворачивают на темы
<нормального отдыха раз в жизни>, <людей-свиней>, <всё загаженного всюду> и
прочие. А кореш с оптимизмом начинает уверять их, что <всё в порядке>, что они
<просто прошли место> и что им надо идти обратно <чуть назад>, где они и
<пристроятся>.
- Где ж мы пристроимся, - бурчит беленькая.
- Нигде ж места нет, - вторит ей чёрненькая.
- Пристроимся, пристроимся, - успокаивает их кореш. -
Всё будет в лучшем виде! Вот увидите, - подмигивает он скисшим девушкам.
И, отделившись от компании, кореш прямо-таки бежит
обратно, видно, очень желая явить сюрприз к подходу остальных, которые угрюмо
плетутся следом...
- Айда сюда! - доносится издалека крик кореша.
Молодые люди приближаются на крик, и видят явленный
сюрприз: на небольшом пространстве между шоссе и лесом растут какие-то жидкие
кусты, а кореш сидит как раз между этими кустами, улыбается и махает им рукой.
- Тут шоссе ж рядом, - бурчит беленькая.
- Говорила ж, места нет, - вторит ей чёрненькая.
- Потерпим, потерпим, - успокаивает их кореш. - Здесь
нам место! Другого нет, - улыбается он затухшим девушкам и ломает в руках ветки
для костра.
Другого нет? И ведь точно - нет. Повалив сумки с
продуктами, девушки пристраиваются рядом с корешем на брёвнышки, которые он быстрёхонько
успел раздобыть к их приходу. Встав со своего брёвнышка, кореш подходит к
жестянке, и врубает громко музыку: так веселей. Но почему-то дембель и не
думает веселиться, а, подойдя к <месту> в компании девушек, теперь так и стоит
близ кустов, наблюдая, как кореш пытается разжечь костёр.
- Ну что стоишь? Истукан, что ль? Сходил бы за дровами,
что ль! - не выдерживает в результате кореш, очевидно досадуя от странной
неповоротливости товарища.
Не сразу - постояв ещё немного - дембель в самом деле
двигается - за дровами...
- Что-то какой-то он не такой, - высказывает свою
мысль кореш, раздувая костёр.
Не знавшие до сих пор дембеля девушки сразу же откликаются,
верно, захотев узнать хоть что-нибудь о своём странном компаньоне с удивительно
бесстрастным лицом, проронившем при них всего несколько слов. Но кореш,
насторожившись, предпочитает повернуть на другую тему. Мало ли чего? Какой-то
он странный. Тем более девушки и так мрачны, а с такой темой не до веселья,
- боится кореш, что дембель возьмёт и услышит их разговор, а им-то ещё друг с
другом пить.
КАКАЯ ПРИЯТНАЯ ПОГОДКА, ЭХ! ТАКУЮ И ФАШИСТ ВРАГУ НЕ
ПОЖЕЛАЕТ... ЭТО СПЕЦИАЛЬНО... ДЛЯ МЕНЯ, ДЛЯ НАС ПРИДУМАЛИ ПЫТКУ КЛИМАТОМ. Я ЭТО
ЗНАЮ. ДА, ЗНАЮ.
- ТАК, МОЛОДЦЫ!
ТАКИМ ОКРИКОМ ПРЕРЫВАЕТ
РАЗМЫШЛЕНИЯ, А ЗАТЕМ ВЗРЫВАЕТСЯ ТРЁХЭТАЖНЫМ МАТОМ СТАРЛЕЙ С УСАМИ. НО ОН - ОДИН
ИЗ ТРОИХ - ОТ ЧЕГО-ТО ХОЛОДЕЕТ ВНУТРИ - КАЖЕТСЯ, ТАК ХОЛОДЕЕТ, ЧТО СНАРУЖИ
ТЕПЛЕЕТ.
НО СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ, КАК ВИДНО, ЭТОГО СОВСЕМ НЕ
ЗАМЕЧАЕТ, ОПЯТЬ РАЗРАЖАЕТСЯ МАТОМ, ЗАТЕМ КОМАНДУЕТ:
- ДЕРЖАТЬСЯ ВМЕСТЕ, НЕ ОТСТАВАТЬ! - И УХОДИТ ВПЕРЁД. ЗА
НИМ ИДУТ ТРОЕ ПРИЗВАННЫХ - МОЛОДЦЫ.
ОНИ ИДУТ, ОПУСТИВ ГОЛОВЫ И ПОДОБРАВ ИХ В ВОРОТНИКИ,
СЖАВ ЗУБЫ ОТ МОРОЗА И ЗАКРЫВ ГЛАЗА ОТ МЕТЕЛИ. А МЕТЕЛЬ НОСИТСЯ С ЧУДОВИЩНОЙ
ЯРОСТЬЮ, И, ВЕРНО, ХОЧЕТ ЗАСЫПАТЬ ИХ СНЕГОМ, ЗАМУРОВАТЬ В СУГРОБ - МОРОЗ ЖЕ
ЕДКО ЩИПЛЕТ, ТОЧНО ПЫТАЕТСЯ ИХ СЪЁЖИТЬ И ОБЕЗДВИЖИТЬ.
ПОЧЕМУ-ТО ВСЁ ПРОТИВ НИХ, ДАЖЕ ПОГОДА! НО ОНИ ИДУТ
МЕЛКИМ, ЗАПЛЕТАЮЩИМСЯ ШАГОМ, И ИДУТ. НА НИХ ДУЕТ ХОЛОД, СБИВАЕТ ДВИЖЕНИЯ,
ЗАПЛЕТАЕТ НОГИ, СДУВАЕТ СИЛЫ... НО ОНИ УПРЯМО ИДУТ.
ДОЛГО ЕЩЁ? ВДАЛИ ПОКАЗЫВАЕТСЯ ОДИНОКАЯ, ЗАБЫТАЯ, И
НИКОМУ НЕ НУЖНАЯ АВТОБУСНАЯ ОСТАНОВКА. НАКОНЕЦ-ТО! - ДУМАЕТ ОН, ОДИН ИЗ ТРОИХ, И СМОТРИТ НА НЕБО. - О, ТЫ МОЖЕШЬ
БЫТЬ ТАКИМ?? Я НЕ ЗНАЛ... ЗАЧЕМ ТАК?.. - ЕМУ ХОЧЕТСЯ ЗАПЛАКАТЬ. - ТУЧИ,
ТЁМНЫЕ ТУЧИ, ЗАЧЕМ ВЫ СГУЩАЕТЕ КРАСКИ? ПОЧЕМУ СЖИМАЕТЕ НАС? ЧТО МЫ ВАМ СДЕЛАЛИ?
ЧТО ВЫ ХОТИТЕ?.. ВЫ СОВСЕМ НЕ ТО ДЕЛАЕТЕ, МЫ ЕЩЁ НИЧЕГО НЕ СОВЕРШИЛИ! В ЧЁМ МЫ ТОГДА
ВИНОВАТЫ?..
ОСТАНОВКА. АВТОБУСА НЕ ВИДНО. СТАРЛЕЙ С НАДВИНУТОЙ НА
НОС ШАПКОЙ И ПОДНЯТЫМ ВОРОТНИКОМ ПОХОЖ НА СУПОСТАТА. ОСТАЛЬНЫЕ ТРОЕ, В НАДЕЖДЕ
НЕ ОБМОРОЗИТЬСЯ, СТОЯТ, ЗАКРЫВ РУКАМИ ЛИЦА И СТУЧА БЫСТРО ЗЯБНУЩИМИ НОГАМИ. СТОЯТ
И СТОЯТ. ТРЯСУТСЯ И ДРОЖАТ. ПОПЕРЕМЕННО ОТРЯХИВАЮТ СНЕГ С ПЛЕЧ И ШАПОК. НЕ
ГОВОРЯТ: НЕ МОГУТ И НЕ ХОТЯТ.
АВТОБУС ПОДХОДИТ С ОПОЗДАНИЕМ. ОНИ ЗАЛЕЗАЮТ И ВСТАЮТ У
ОКНА, РАСТИРАЯ ОЛЕДЕНЕВШИЕ КУЛАКИ И НОСЫ. ОДИН ИЗ МОЛОДЦОВ СМОТРИТ НА ДРУГОГО,
РЯДОМ СТОЯЩЕГО, И ВСКОРЕ, СТАВ НЕМНОГО ТЕПЛЕЕ, ВЫДАВЛИВАЕТ НЕМНОГО СЛОВ:
- ТЕБЯ КАК ЗОВУТ?
ТАК-ТО...
ОНИ НЕ ПОЖИМАЮТ РУКИ. МЕЖДУ НИМИ И ОФИЦЕРОМ СТОИТ ТРЕТИЙ,
НО, ЗАКРЫВ ГЛАЗА И ПРОДОЛЖАЯ ТРЯСТИСЬ. АВТОБУС ПУСТОЙ, МОЖНО СЕСТЬ, НО НИКТО НЕ
САДИТСЯ. МОЖНО СМОТРЕТЬ В ОКНО, НО НИКТО НЕ СМОТРИТ...
А НАВЕРХУ, А НАД НИМИ МРАЧНЕЕТ И ТЕМНЕЕТ, СЛОВНО
СОБИРАЕТСЯ В ГРОМАДНЫЙ ЗАМКНУТЫЙ ПУЗЫРЬ, ЧТОБЫ ОДНАЖДЫ ПРОРВАТЬСЯ И
ИЗВЕРГНУТЬСЯ БЕСКРАЙНИМ, ГУБИТЕЛЬНЫМ ПОТОКОМ ВНИЗ - НА НИХ, НА ТЕХ, КТО НА
ЗЕМЛЕ. ОЧЕВИДНО, ПОЧТИ НИКТО ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЕТ, ВЕРОЯТНО, ПОЧТИ НИКТО И НЕ
ДОГАДЫВАЕТСЯ, НО ДОЛЖНЫ! И В ГЛУБИНЕ СВОИХ ДУШ, ТУМАННЫХ, ЧЁРНЫХ КАК САЖА, И
ПОТЕРЯВШИХ ТЫСЯЧИ СВЕТЛЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ, У НИХ ЕСТЬ СЛАБОЕ ЧУВСТВО. ОНИ
ГОНЯТ ЕГО, ОТМАХИВАЮТСЯ, ВГРЫЗАЮТСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО ИССТУПЛЕНИЯ В ТВЁРДОКАМЕННУЮ
МАТЕРИЮ - ЛИШЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УЙТИ ОТ ПРЕДСТОЯЩЕГО, ЗАБЫТЬ О ТОМ, ЧТО ВНУТРИ,
СОХРАНИТЬ БЕСПРОСВЕТНОСТЬ ЗАБЛУДШИХ ДУШ... ОНИ ЗАШЛИ НЕ ТУДА! ОНИ ЗАШЛИ
СЛИШКОМ - В ТУ СТРАНУ, ГДЕ ХОЛОД КУЁТ ИМ ЦЕПИ, А ТУЧИ ЗАСТИЛАЮТ ГЛАЗА, ГДЕ
МЕТЕЛЬ ПУТАЕТ ИХ И КОРОБИТ, ГДЕ ЛИШЬ СТРАДАНИЕ И ПУСТОТА... И ДУША СТРАДАЕТ, И
ДУША ТОМИТСЯ, И КОРОБИТСЯ ОТ ЗЛА И ОТО ЛЖИ, СТРЕМИТСЯ ВЫЙТИ ИЗ ОДИНОЧЕСТВА, ИЗ
НЕБЫТИЯ, ПРОТЕСТУЕТ, КРИЧИТ, ТРЕБУЕТ - НО ЕЁ НЕ СЛЫШАТ. ЕЁ НЕ СЛЫШАТ - И НЕ
ХОТЯТ СЛЫШАТЬ. ЕЙ ЗАТЫКАЮТ РОТ - И НЕ ПУСКАЮТ. ОНА ПЛАЧЕТ И МУЧАЕТСЯ, А НАД НЕЙ
ГОГОЧАТ И ИЗМЫВАЮТСЯ. И ТОЛЬКО! И БОЛЬШЕ НИЧЕГО. ИМ НИЧЕГО НЕ НУЖНО.
ИССТУПЛЕННО, РУГАЯСЬ, СБИВАЯ БЛИЖНЕГО, ПОРОЙ СОВСЕМ ЕГО УНИЧТОЖАЯ, ОНИ ИДУТ,
НЕСУТСЯ, ПАДАЮТ ДАЛЬШЕ: НЕ ТУДА - В ЗИЯЮЩУЮ, СТРАШНУЮ, ДЬЯВОЛЬСКИ
ПРОБИРАЮЩУЮ И ПОГЛОЩАЮЩУЮ ВСЁ И ВСЯ ИССИНЯ ЧЁРНУЮ БЕЗДНУ, - НЕ ТУДА - НЕ
В ВЫДУМАННЫЙ МИР И НЕ В КАКУЮ-ТО РЕЛИГИЮ, А В ЗЕМНУЮ, ОБХВАТИВШУЮ УЖЕ ТЕПЕРЬ ИХ
СВОИМИ СМЕРТОНОСНЫМИ ЩУПАЛЬЦАМИ, ОРУЩУЮ ДЫРУ. ОНА ЗОВЁТ ИХ К СЕБЕ, ТРЕБУЕТ,
СУЛИТ ИМ БОГАТСТВА, ПОЧЕСТИ И МНОГО ВСЕГО ИМ НЕНУЖНОГО - И ОНИ БЕГУТ, БОЯСЬ
ОПОЗДАТЬ НА КРАСНО-ПУРПУРНОЕ ПРАЗДНЕСТВО, НА СВОЁ ПОСЛЕДНЕЕ, ЖУТКОЕ И ФАТАЛЬНОЕ
ВЕСЕЛЬЕ, - ОНИ ТАКОГО НИКОГДА НЕ ВИДЕЛИ! НО ИМ ПРЕДСТОИТ - ОНИ ПОЛУЧАТ ЕГО
СПОЛНА. ОНИ С ГОЛОВОЙ ОКУНУТСЯ В КРАСНО-ПУРПУРНУЮ МАССУ, ГДЕ БУДЕТ ОГОНЬ И
СМЕРТЬ, ЗЕМЛЯ, ГОРЯЩАЯ ДО ТЛА, И СМЕРТЬ, ИМИ СОЗДАННЫЙ АД И СМЕРТЬ. ОНИ НЕ
ПРЕКРАТЯТ СВОЙ ПРАЗДНИК, ОНИ СКОРО ОТМЕТЯТ СВОЮ ГИБЕЛЬ. ОНИ СКОРО СТАНУТ
КРАСНЫМИ И ПУРПУРНЫМИ. А ПОТОМ ИХ НЕ СТАНЕТ СОВСЕМ.
Дембель возвращается с дровами, садится к костру, и
они с корешем начинают руководить костром, а девушки, достав из сумок варёную
колбасу, начинают нарезать шашлыки...
- Ну что, за дембелей?! - даёт тост кореш, и все
четверо опрокидывают в себя водку.
Почему все? Все ли хотят пить? Ну, это не важно, ведь
принято... принято так и всё. Ведь святое дело - обычай.
- Ух, хорошо пошла! - переводит дыхание после выпивки
кореш, и с передёрнутым лицом откусывает кусок с висящего на ноже самодельного
шашлыка.
Девушки тоже отдуваются и тоже закусывают висящими на
их ножах шашлыками из колбасы. Один только дембель не изменяется ни лицом, ни
духом, и сидит, глядя в пространство отсутствующим взором...
Наконец, его взор замечается сидящей рядом чёрненькой,
которая подаёт ему шашлык, и он, машинально кусая закуску, с тем же
отсутствующим взором продолжает быть где-то далеко...
Но и пикник продолжается! И текут широкими реками
струи золотистого пива, и вкушаются спелые плоды овощных и фруктовых культур, и
уминаются за несколько щёк румяные от огненного жара колбасы. И после ещё двух
тостов, которые тут же забываются, потому что они глупые, а головы пьяные, уже
веселеют девушки. И после ещё трёх тостов, которые опять же забываются по той
же причине, уже вокруг не остаётся живого места от мусора, так как объедки и
бутылки стреляют с завидной частотой из никогда не учившихся стрелять пьяных
гражданских рук. И уже в кого-то попадают бутылкой, потому что пример молодых
людей оказывается заразительным, и пространство между шоссе и лесом, где растут
лишь редкие кусты, уже забилось вездесущим народом...
Откусив последний кусок от вспузырившейся на костре
колбасы и выбросив обкусок через спину - при этом, конечно, поразив кого-то
возмутившегося за кустами, - кореш, как видно, желает чего-то <большего>, и,
вплотную придвинувшись к сидящей подле него беленькой, предлагает:
- За кусты, а?!
- Там ж люди, - возмущается девушка, впрочем, скорее
для приличия.
- Ну и что, а мы тихо! - аргументирует кореш, ощупывая
рукой женские детали.
Но беленькая продолжает сидеть, наверно, потому что ей
и так хорошо, и кореш, подмигнув служилому, командует:
- Ну давай, ать-два - левой!
И с помощью неуравновешенных рук кореша девушке удаётся
поднять столь же неуравновешенное тело. Но, прежде чем укрыться за кустами,
кореш почитает нужным доложить продолжающим жевать колбасу дембелю и
чёрненькой:
- Мы по делу... Скоро вернёмся!
Они укрываются за кустами, кусты начинают трястись, и
несвязный голос кореша возвещает:
- Не подглядывать!
Дембель и чёрненькая сидят, как сидели, - не
подглядывают - и молчат. Дембель говорить не хочет. Говорить? Только слова,
и только усталость... А чёрненькая, вероятно, как и большинство молоденьких
девушек, думает, что мужчина должен проявлять инициативу первым, поэтому не
говорит тоже. И так они и сидят, вынужденные слушать лёгкую, но недалёкую
музыку из машины, точнее не музыку, а какой-то балаган. Только теперь они
вынуждены слушать ещё и уханья и взвизгиванья закустившихся.
Как оградиться от этого пошлого контрапункта? Дембель
зажимает уши руками. А чёрненькая полностью сосредотачивается на еде. Проглотив
кусок от очередной аппетитной колбасины, и метнув обкусок через спину, она
откусывает от очередной внушительной помидорины, и... громко рыгает. Спешно
заслонив не рот, а нос рукой, - видимо, по досадной алкогольной ошибке, - она
лезет в сумку за бутылкой лимонада. Пьяные-пьяные руки - и полбутылки заливают сумку
сладким ситро... Она отхлёбывает жидкость, и... громко рыгает снова, но уже не
закрываясь, потому что её всё равно никто не услышит! Ведь двое заняты делом за
кустами, а ещё один сидит рядом с зажатыми ушами. А народ вокруг, - наверно, не
считается... И, выбросив пластиковую бутылку привычным движением руки, чёрненькая
привычным же движением живота исторгает из себя последний, и наиболее громкий
отрыжечный выхлоп, и плетётся к жестянке.
Дембель разжимает уши и слышит всё те же взвизгиванья
с одной стороны и всё тот же балаган с другой, который, как он думает, по
какому-то чудовищному недоразумению назван не просто музыкой, а лёгкой музыкой.
Просыпавшееся было ранее - при встрече с корешем - лёгкое чувство уходит
куда-то далеко, кажется, безвозвратно далеко, и сейчас внутренний мир погружается
в мучительно-вязкую тягость. И от этой тягости на душе становится невыносимо. Надо
терпеть... Что это - храп? Храпит чёрненькая в консервной банке. Терпеть...
Терпеть... - дембель зажимает уши снова и закрывает глаза, словно хочет исчезнуть
с того места, где сидит, насовсем.
- ТАК, МОЛОДЦЫ! - РЕЖУТ СЛОВА СТАРЛЕЯ, РАЗДАЮЩИЕСЯ НА
АВТОБУС. - НА ВЫХОД! НЕ ОТСТАВАТЬ!
ОН ПОДХОДИТ К ДВЕРЯМ И - ДА, ПРИПРАВЛЯЕТ КОМАНДУ ТРЁХЭТАЖНОЙ
МАТЕРЩИНОЙ.
А ОДИН ИЗ ПРИЗВАННЫХ ДУМАЕТ: УЖЕ ПРИЕХАЛИ? ДА ВРОДЕ
И НЕМАЛО ЕХАЛИ, ВОТ ТОЛЬКО СОГРЕТЬСЯ НЕ УСПЕЛИ. А ЧЕГО ХОТЕЛИ? ТРАНСПОРТ НЕ
ОТАПЛИВАЕТСЯ. ЕГО НЕ НУЖНО ОТАПЛИВАТЬ. КОМУ ЭТО НУЖНО? НИКОМУ. ЛАДНО, К ЧЁРТУ.
ДВЕРИ ОТКРЫВАЮТСЯ - И ПРОЦЕССИЯ ВНОВЬ ТАМ, ГДЕ БЫЛА -
НА ЖГУЧЕМ ХОЛОДЕ. ЖГЁТ ДАЖЕ СИЛЬНЕЕ ПРЕЖНЕГО. НАВЕРНОЕ, СКОРО ОНИ ПРЕВРАТЯТСЯ В
ЛЕДЯНЫЕ ФИГУРКИ, ЗАСТЫНУТ БЕЗ ДВИЖЕНИЯ, А ПОТОМ РАССЫПЯТСЯ КАК КРОШЕВО...
НО ПОКА ОНИ ИДУТ. НАДВИНУВ ШАПКИ И ВЫПЯТИВ ВОРОТНИКИ, ОНИ
СЛЕДУЮТ ЧЕРЕЗ ПУСТЫННЫЕ ЖИЛЫЕ КВАРТАЛЫ И ПУСКАЮТ ИЗ НОЗДРЕЙ КЛУБЬЯ ПАРА. ГЕРОИ!
КТО ТАМ МАХАЛ ШПАГОЙ И БОРОЛСЯ С МЕЛЬНИЦЕЙ? ЭТО СМЕШНО. И ДОН КИХОТ НЕ У ДЕЛ.
А ОНИ ИДУТ. МЕТЕЛЬ СВИРЕПСТВУЕТ, ЖАЛИТ ИХ КАК ЗМЕЯ В
ПРОРЕЗЬ МЕЖДУ ВОРОТНИКОМ И ШАПКОЙ, ЖАЛИТ И ДАЛЬШЕ - ЧЕРЕЗ НАХЛОБУЧЕННУЮ ОДЕЖДУ
- В НОГИ И РУКИ, В ГРУДЬ И СПИНУ - И ТЕРЯЮТСЯ КАПЛИ ТЕПЛА В НЕСКОНЧАЕМОМ МОРЕ
МОРОЗА... А ОНИ - БУДТО НА ЗАВИСТЬ ЧЕРТЯМ - МЁРЗНУТ, ТРЯСУТСЯ, И ИДУТ.
АВТОБУСНАЯ ОСТАНОВКА. ЕЩЁ ОДНА. СНОВА ЕХАТЬ? НЕТ - ОНИ
ПРОХОДЯТ МИМО, КУДА-ТО НАПРАВЛЯЮТСЯ ПО ИЗВЕСТНОМУ ОФИЦЕРУ МАРШРУТУ. НО ОН
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТ. КАЖЕТСЯ, ОН НЕ ВОСПРИНИМАЕТ НОВОБРАНЦЕВ ВСЕРЬЁЗ. КТО ЭТИ
ТРОЕ ДЛЯ НЕГО? КАЖЕТСЯ, ОНИ - НЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ БРЁВНА, КОТОРЫЕ НАДО ДОСТАВИТЬ В
ЧАСТЬ. А ЧТО ТАМ? ОДНОМУ ИЗ НИХ - ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ОДНОМУ - ОСТАЁТСЯ ТОЛЬКО
ГАДАТЬ. НО ОН ЧУВСТВУЕТ. ЧУВСТВУЕТ ЧТО-ТО НЕДОБРОЕ.
ОНИ ВЫХОДЯТ НА НЕБОЛЬШУЮ ОТКРЫТУЮ ПЛОЩАДЬ. ЧТО ЗДЕСЬ? КАК
ВИДНО, РЫНОК - И НЕВЕРОЯТНОГО ВИДА ПОЛТОРЫ КАЛЕКИ НАБРАСЫВАЮТСЯ НА НИХ, СЛОВНО ОТДЕЛИВШИСЬ
ОТ ЗАСЫПАННЫХ СНЕГОМ ПРИЛАВКОВ.
- МОЛОДЁЖЬ, ПОКУРИТЬ НЕ ЖЕЛАЕТЕ?
УХ-ХА, КРИЧИТ ПРЯМО В УХО ПРЕГРАДИВШИЙ ДОРОГУ СТАРИК -
УХО ПРИХОДИТСЯ РАСТИРАТЬ: ОНО СОВСЕМ ОНЕМЕЛО И ШУМИТ.
- А КАКИЕ ЕСТЬ? - ПОДАЁТ ГОЛОС СТАРШИЙ
ЛЕЙТЕНАНТ.
- А КАКИЕ ХОШЬ, СЫНКО, - СОБЛЮДАЕТ УЛЫБКУ
СТАРИК - И ТУТ ЖЕ В ЕГО РУКАХ ВОЗНИКАЕТ ДЕРЕВЯННЫЙ ЯЩИК. ОН ОТКРЫВАЕТСЯ, И
ПОЯВЛЯЮТСЯ НЕСКОЛЬКО РЯДОВ СИГАРЕТНЫХ ПАЧЕК.
- ЭЛ-ЭМ? - ГОВОРИТ СТАРЛЕЙ.
- ШЕСТЬ, - РЕАГИРУЕТ МОЛНИЕНОСНО КАЛЕКА, СТОЛЬ ЖЕ
МОЛНИЕНОСНО ВЫХВАТЫВАЕТ ЗАГРАНИЧНОЕ КУРЕВО, И ТЫЧЕТ ИМ, СЛОВНО ФАНАТИК
ПРИЧАСТИЕМ, В СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА: - ШЕСТЬ РУБЛЕЙ, СЫНКО, ШЕСТЬ!
ЧИСЛО ЗВЕРЯ, -
НАХОДИТ ОН, ОДИН ИЗ ПРИЗВАННЫХ. - А НАС ВСЕГО ЧЕТВЕРО: ДЛЯ МНОГИХ
НЕСЧАСТЛИВОЕ ЧИСЛО... И ПОДУМАТЬ: МАТЕМАТИКА ПРОТИВ НАС. И МАТЕМАТИКА ТОЖЕ...
БЕЗМОЛВНО ОФИЦЕР СУЁТ ДЕНЬГИ В ВАРЕЖКУ ТОРГОВЦА, И
ПОКУПАЕТ ОДНУ ПАЧКУ. ТОРГОВЕЦ ПЫТАЕТСЯ ВСУЧИТЬ ЕМУ ЕЩЁ, НО ТОТ НЕ ОСТАВЛЯЕТ
ШАНСОВ, РАЗВЕРНУВШИСЬ И СКОМАНДОВАВ МОЛОДЦАМ ДВИГАТЬ ДАЛЬШЕ.
ОНИ ЗАХОДЯТ ПОД МРАМОРНЫЙ НАВЕС - И ОКАЗЫВАЮТСЯ ЗА БОЛТАЮЩИМИСЯ
СТЕКЛЯННЫМИ ДВЕРЯМИ. ЭТО ВХОД В МЕТРО. ОНИ КУДА-ТО ПОЕДУТ? КУДА? НА ВОКЗАЛ?
БЫСТРЕЕ БЫ... КОГДА КОНЧИТСЯ ЭТОТ ТРИДЦАТИГРАДУСНЫЙ МОРОЗ?! - ДУМАЮТ, ЧТО ВИДНО,
ВСЕ ОНИ, СМОТРЯ БОЛЬЮ ИЗ ГЛАЗ. - А ПОЧЕМУ НАШИ ПРЕДКИ НЕ ПОСЕЛИЛИСЬ НА
СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ? ЧТО ТАК МАЛО, А? ВСЕГО-ТО НИЧЕГО - ВСЕГО ТРИДЦАТЬ.
- ТАК, МОЛОДЦЫ, КТО КУРИТ - КУРИМ ЗДЕСЬ. И БЫСТРО!
СОРОК ПЯТЬ СЕКУНД, - ПРЕРЫВАЕТ ИДЕЮ СТАРЛЕЙ, И ЖАДНО ЗАТЯГИВАЕТСЯ ЦИГАРКОЙ В
НЕПОСЛУШНЫХ, ОКОСТЕНЕВШИХ РУКАХ.
ИЗ ТРОИХ ПОДКОНВОЙНЫХ КУРИТ ТОЛЬКО ТРЕТИЙ, КОТОРЫЙ
СТОЯЛ В АВТОБУСЕ, ЗАКРЫВ ГЛАЗА. ОН ДОСТАЁТ ИЗ КАРМАНА СПИЧКИ, И ПРОБУЕТ ИХ
ОТКРЫТЬ, НО... НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ. КОРОБОК ПАДАЕТ НА ПОЛ.
- ДАЙ Я, - ПРЕДЛАГАЕТ ОДИН ИЗ НЕКУРЯЩИХ, И ПОДНИМАЕТ
КОРОБОК.
НО ПАЛЬЦЫ НАСТОЛЬКО ТУГИ, ЧТО ВСЁ БЕСПОЛЕЗНО...
КОРОБОК ПЕРЕХОДИТ ИЗ РУК В РУКИ - И КАЖДЫЙ ИЗ
ПРИЗЫВНИКОВ ПЫТАЕТСЯ ЕГО ОТКРЫТЬ, НО ДЕРЕВЯННЫЕ ПАЛЬЦЫ ТАК И НЕ СЛУШАЮТСЯ. А
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ, ПРИКУРИВ ОТ СВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ, ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕ ОБРАЩАЕТ НА НИХ
НИКАКОГО ВНИМАНИЯ... ОН ДЕЛАЕТ ПОСЛЕДНЮЮ ТЯЖКУ, И ШВЫРЯЕТ ОКУРОК ПОД САПОГ.
- ТАК, МОЛОДЦЫ! - ЕГО КОРОННАЯ ФРАЗА. - ЗА МНОЙ! НЕ
ОТСТАВАТЬ! - И ТРОЕ БЕГУТ В МЕТРО ЗА ОФИЦЕРОМ.
А РАСТРЕПЛЕННЫЙ И ВЗМОКШИЙ ОТ ОБЛЕДЕНЕВШИХ КОНЕЧНОСТЕЙ
КОРОБОК ЛЕЖИТ НА ПЕРИЛАХ ВЕСТИБЮЛЯ МЕТРО. СЛОВНО СТОЙКАЯ КРЕПОСТЬ, ОН ОСТАЛСЯ
НЕПРИСТУПЕН, - МОЖЕТ, КТО-НИБУДЬ ЕГО И ОТКРОЕТ - ТОГДА, КОГДА СТАНЕТ ТЕПЛЕЕ...
НО СТАНЕТ?
Хлоп, хлоп. Кто ещё там? Дембель открывает
глаза и видит кореша, который трогает его по плечу, улыбается, и что-то говорит.
Разжав уши, он слышит:
- ...Я говорю: где girl?
- Кто? - не понимает дембель.
И тут он видит ещё одно знакомое счастливое лицо. Это...
Как всё смутно... А, да - это же беленькая... И, вспомнив, что когда-то,
давным-давно, он в школе учил английский, он вспоминает-таки нужное слово, и
прямолинейно указывает на стоящую рядом с корешем девушку:
- Вот.
- Ну, нет, я не про эту, - качает головой на
качающемся туловище кореш. - Эта уже в расходе...
<Эта> покачивается с ним рядом, и, кажется, никак не
обижается на его никак не уважительные слова. А дембель опять не понимает и спрашивает:
- В чём?
Но здесь кореш, заслышав храп, кидает шаткий взор в
сторону своей жестянки, и, явно сообразив, что именно там, махает рукой.
Опять кореш и беленькая приземляются на свои брёвнышки,
и, видно, отдав большие силы за кустарным делом, устремляются их восполнять,
опрокидывая в себя напитки и закуски, и, как прежде, запуская по воздуху
обкуски, пакеты, бутылки, которые летят и падают, загаживая всё и всюду.
Опять дембель исчезает из мира, закрыв глаза и уши...
- ...Тебе хреново? - очередное похлопывание по плечу.
- Мне? - выплывает откуда-то издалека дембельский
голос.
- Ну не мне же!! - взрывается кореш, явно довольный
проводимым временем.
- Да нет... - признаётся, сознавая свою тугоумную манеру,
так и не опьяневший дембель. - Просто надоело, - добавляет он совершенно бесстрастно.
- А что, разве не весело?! - ехидно удивляются
треугольные грани.
- Не знаю, - отвечает бесстрастное лицо.
- Ну, так давай ещё выпьем, повеселеет! - с привычным довольством
восклицают прямые линии.
- Не хочу, - признаётся всё также бесстрастное лицо.
- Как так: не хочу?! - опять удивляются треугольные
грани - и тут дембелю вдруг открывается, что весь окружающий мир заключён в эти
треугольные грани, от чего не остаётся пространства для жизни и от чего жизнь метается
из одного угла в другой и, не находя выхода, только удивляется и только возвращается
опять в прямую линию. В принятую по какому-то несправедливому обычаю прямую
линию! До чего она доведёт?
Не успевает служилый ответить гражданскому, как тот
исчезает, будто чего-то пугается. Может быть, комплекция дембеля так смущает
маленького кореша? Ну да, наверно, ведь крупным и, как видно, сильным он пришёл
из армии. Попробуй спорить - задавит и не заметит! Ручищи-то! Мало не покажется,
- в подобном ключе судит кореш.
Сейчас дембель сидит трезвый, но не потому что выпил
немного, - чтобы не обидеть остальных, - а потому что водка его не берёт. Ну а
кореш пристраивается к беленькой. До чего странный служилый... С гражданскими
как-то привычней... Гражданские - другое дело! - примерно рассуждает он. И
гражданские, конечно, пьют, закусывают, мусорят, пьют, закусывают, мусорят, пьют,
закусывают, мусорят. А потом принимаются голосить:
- Ой, мороз, мороооз, не морозь меняаа! Не морозь
меняаа, моего коняаа!
Только между шоссе и лесом, где они сидят, жарко и
душно, поэтому дембель достаёт из сумки какого-то химического лимонада, отпивает
немного, ставит бутылку в сумку, и садится обратно на своё место, закрыв глаза
и уши.
А вдрызг опьяневшие кореш с беленькой, закончив песню,
запевают другую, потом третью, а потом им это, как видно, надоедает, и они
снова берутся за водку.
Вскоре беленькую смаривает прям здесь же - на
брёвнышке у догорающего костра. На кореша же алкоголь, вероятно, действует
наоборот, и он выглядит возбуждённым, хотя с трудом поддерживает своё тело в
вертикальном положении, и иногда падает, но всегда поднимается снова. Потеряв
собутыльницу, кореш изнывает от одиночества, и хочет с кем-нибудь пообщаться -
например, с дембелем, который почему-то всё молчит и молчит, точно на кого-то
обиделся.
Почему он молчит? Почему отстранился от внешнего мира
и не хочет излить душу корешу? Старому-старому корешу? Почему?.. А понял бы его
кореш? Он напился и веселится, и, кажется, вот так напиться, орать песни,
валяться, ругаться, - в этом всё счастье. Счастье призрачное, но сейчас для
него реальное. Хорошо! - сейчас ему хорошо, и что ему нужно? Чужие
проблемы? Чья-то духота? Ведь хоть и отпил дембель химического лимонада, но духота
не только снаружи...
Обиделся ли он? Он, выкинутый из своего брутального
прошлого, которое отрезало его от всего, лишило радости и душевного
спокойствия. Но куда он выкинут? В счастливое настоящее? В светлое будущее?
Нет! Он заточён в какую-то смутную тюрьму, балансирующую между двумя,
совершенно непохожими, но одинаково чуждыми ему мирами... Дух, кое-как втиснутый между
прошлым и настоящим... Он не обижается ни на кого.
ТУРНИКЕТЫ. КОРОТКАЯ ОСТАНОВКА. МЕЛЬКНУВШЕЕ В РУКАХ СТАРЛЕЯ
УДОСТОВЕРЕНИЕ. ЕЩЁ КАКАЯ-ТО СПРАВКА. ПОСЛУШНОЕ КИВАНИЕ ГОЛОВОЙ КОНТРОЛЁРА
МЕТРО. ВСЁ ЭТО ПРОНОСИТСЯ ТОЧНО ВО СНЕ И... ПРОДОЛЖАЕТСЯ: НЕСКОЛЬКО СТАНЦИЙ В
ВАГОНЕ, ДЕЖУРНЫЕ ФРАЗЫ СТАРЛЕЯ, И ОПЯТЬ УЛИЦА, ОПЯТЬ ХОЛОД!
ВОТ АБСУРД,
- ЁЖИТСЯ ОТ МОРОЗА, ТЬМЫ И МЕТЕЛИ ОДИН ИЗ ТРОИХ. - ОНИ ЧТО, ХОТЯТ НАС
УБИТЬ?! КОГДА ПРИЕДЕМ, БУДЕМ НИКАКИЕ... КОГДА ПРИЕДЕМ? КУДА? БУДЕМ ЗАЩИЩАТЬ
РОДИНУ... А ВОТ БЫ ВНАЧАЛЕ В ПОСТЕЛЬ И ЧАЮ...
НА ВЫХОДЕ ИЗ МЕТРО ИХ АТАКУЮТ ТЕ ЖЕ КАЛЕКИ. ТЕ ЖЕ - И
НЕ ТЕ ЖЕ. ПРОСТО ОЧЕНЬ ПОХОЖИЕ. НА ЭТОТ РАЗ ОФИЦЕР НЕ УДОСТАИВАЕТ ИХ ДАЖЕ
ВЗГЛЯДОМ. БУДТО ИХ И НЕТ. А В САМОМ ДЕЛЕ, МОЖЕТ, ИХ НЕТ, МОЖЕТ, ОНИ ТОЛЬКО
СНЯТСЯ? МОЖЕТ, ВСЁ ТОЛЬКО СНИТСЯ - ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ, ЭТОТ ХОЛОД, ЭТА БУДУЩАЯ
АРМИЯ - РЕАЛЬНО ЛИ?.. ПРОСНУТЬСЯ БЫ. УЩИПНУТЬ СЕБЯ - И ПРОСНУТЬСЯ.
НО ОНИ НЕ СПЯТ, А В РЕАЛЬНОСТИ... ВОЙЛОЧНЫЕ ПУГАЛА
ПРОДОЛЖАЮТ СВОЙ ХОД. СТАРЛЕЙ - ВПЕРЕДИ.
ЗА НИМ - ПРИЗЫВНИКИ. ЗАДУБЕВШИЕ ОТУПЕВШИЕ ЛИЦА, ЗАКИДАННЫЕ СНЕГОМ ОДЕЖДЫ,
ПРЯМОЛИНЕЙНЫЕ ДВИЖЕНИЯ РУК И НОГ: НЕ ЛЮДИ, А ЗАВЕДЁННЫЕ МАШИНЫ, КОТОРЫМИ КТО-ТО
ПРАВИТ... НИСКОЛЬКО НЕ ЛЮДИ. МАШИНЫ.
ИСПОЛНИТЕЛИ ЧУЖОЙ, ЧУЖДОЙ ВОЛИ.
ОСТАНОВКА. ОЧЕРЕДНАЯ ОСТАНОВКА - ТЕПЕРЬ ТРОЛЛЕЙБУСНАЯ.
ОНИ ЖДУТ. РЯДОМ НИ ДУШИ. ДАЖЕ НЕТ ПТИЦ НА ТЯСУЩИХСЯ ОТ ВЕТРА НИТЯХ ВВЕРХУ - НА
ТРОЛЛЕЙБУСНЫХ ПРОВОДАХ. ЧТО Ж, НЕ МУДРЕНО ОКОЧУРИТЬСЯ ОТ ТАКОЙ ПОГОДЫ - ОТ
ТАКОЙ АНТИПОГОДЫ.
СКОЛЬКО ЕЩЁ СТОЯТЬ?.. ДВА СВИТЕРА, ДВЕ ФУТБОЛКИ,
ЗИМНЯЯ КУРТКА - И ВСЁ РАВНО НЕ ПОМОГАЕТ. А КАК ОНИ БУДУТ В ШИНЕЛЬКАХ СТОЯТЬ?..
НУ, НАВЕРНО, ПРИВЫКНУТ. КТО ОНИ ТАКИЕ? СУЩЕСТВА ПРИВЫЧКИ. СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ
ДОЛЖНЫ СТРАДАТЬ. А РАДОСТИ, КАК ВИДНО, ИМ НЕ ЗНАТЬ...
ТРОЛЛЕЙБУС ПОДХОДИТ С ОПОЗДАНИЕМ. ЕСТЕСТВЕННО! ИНАЧЕ,
КАЖЕТСЯ, И НЕ БЫВАЕТ. МАЛЕНЬКОЕ ВОИНСТВО, СОВСЕМ ЗАДУБЕВ, НА УДИВЛЕНИЕ РЕЗВО
ВПРЫГИВАЕТ В ОТКРЫВШИЕСЯ СО СКРИПОМ ДВЕРИ. ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ. В САЛОНЕ,
КОНЕЧНО, МОРОЗ, НО ХОТЯ БЫ БЕЗ МЕТЕЛИ. ОНИ СТОЯТ ТОЧЬ-В-ТОЧЬ КАК В АВТОБУСЕ - У
ОКНА, НА ЗАДНЕЙ ПЛОЩАДКЕ - ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ, ТРЕТИЙ И СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ В КОНЦЕ.
- ТЫ ИЗ КАКОГО РАЙОНА? - СПРАШИВАЕТ ОДИН ПРИЗЫВНИК У
ДРУГОГО.
ТОТ ОТВЕЧАЕТ. РАЗГОВОР ОКОНЧЕН.
- А ТЫ? - СПРАШИВАЕТ ДРУГОЙ СПУСТЯ ВРЕМЯ.
ТОТ ОТВЕЧАЕТ. РАЗГОВОР ОКОНЧЕН.
- КУДА НАС ВЕЗУТ, НЕ ЗНАЕШЬ? - ЕЩЁ СПУСТЯ ВРЕМЯ.
- В ЧАСТЬ.
- В КАКУЮ?
- В ЧАСТЬ.
- ТЫ ЧТО, МОЗГИ ОТМОРОЗИЛ? В КАКУЮ?
- ЗДЕСЬ ГДЕ-ТО. ПОЧТИ ПРИЕХАЛИ...
- ЗДЕСЬ?? ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, БУДЕМ СЛУЖИТЬ В СВОЁМ
ГОРОДЕ?
- АГА.
ОНИ ПЫТАЮТСЯ УЛЫБАТЬСЯ, НО ОНИ ЕЩЁ НЕ ЗНАЮТ, ЧТО ИХ НЕ
БУДУТ ОТПУСКАТЬ НА ПОБЫВКУ ДОМОЙ, И ЧТО НАД НИМИ БУДУТ ИЗДЕВАТЬСЯ ТОЛЬКО ЗА ТО,
ЧТО ОНИ МЕСТНЫЕ, - ОНИ ОБ ЭТОМ НЕ ПОДОЗРЕВАЮТ...
ИЗ НОЗДРЕЙ ИСХОДЯТ ПАРЫ. ТЁПЛЫЕ ПАРЫ, КОТОРЫЕ СРАЗУ
ХОЛОДЕЮТ, СОПРИКОСНУВШИСЬ С ТРОЛЛЕЙБУСНОЙ СТУЖЕЙ. ИЗО РТА СТАРЛЕЯ С СИЛОЙ
ВЫРЫВАЕТСЯ ПАРНОЙ КОМ, ЗАТУМАНИВАЕТ ПРОСТРАНСТВО ВОКРУГ, И УЖЕ СЛЫШИТСЯ
КОМАНДА:
- ТАК, МОЛОДЦЫ, НЕ ОТСТАВАТЬ!
ОНИ, ВЫСЫПАВ НА УЛИЦУ, НЕ ОТСТАЮТ - И ДВИГАЮТСЯ
ПО УСИЛЕННОМУ ХОЛОДУ ЗА СТАРЛЕЕМ. А ХОЛОД - ИХ ГОСПОДИН! ОНИ ДОЛЖНЫ ПРИВЫКАТЬ!
РАЗВЕ НЕ ДОЛЖНЫ ОНИ СЛУЖИТЬ ЕМУ, И ОТДАВАТЬ САМИХ СЕБЯ, И НЕ ТОЛЬКО ТЕЛА, НО И
ДУШИ? ЕЩЁ НЕ ОБСТРЕЛЯННЫЕ И НЕ ЗНАЮЩИЕ, КАК С НИМ БОРОТЬСЯ, ДУШИ...
ТРУДНО. НО НАДО. А ЧТО ДЕЛАТЬ? ВСЕМ ТРУДНО. ПОЧТИ
ВСЕМ... НАДО ТЕРПЕТЬ. НО ПОЧЕМУ НАДО? МОЖЕТ, ЭТО НЕПРАВИЛЬНО. МОЖЕТ... - ОН НИ ЧЕРТА НЕ ЗНАЕТ, ЧТО ДУМАТЬ, ДА И МОЗГИ, ВОТ,
КАЖЕТСЯ, ЗАМЁРЗЛИ. - ДА КАКАЯ РАЗНИЦА, СОЛДАТУ НЕЛЬЗЯ РАССУЖДАТЬ, НЕЛЬЗЯ
ДУМАТЬ, ОН ДОЛЖЕН ПРОСТО СЛУЖИТЬ.
НО ТОГДА КТО ОН? - ОН ВСЁ ЖЕ ДУМАЕТ. - ПЕШКА? МАРИОНЕТОЧНАЯ ПЕШКА, КОТОРУЮ ДЁРГАЮТ ЗА
ВЕРЁВКИ... И УЖЕ НЕ ЧЕЛОВЕК? ЧЕЛОВЕКОМ ЗДЕСЬ... НЕ РАЗЖИВЁШЬСЯ.
ЕМУ, БОЛЬНОМУ ОТ ТОГО, ЧТО В НЁМ, СТАНОВИТСЯ ЕЩЁ
БОЛЬНЕЕ... И ОН УХОДИТ В СЕБЯ... ОН ВИДИТ, ЧТО ТОЛЬКО ДУША МОЖЕТ СПАСТИ, ТОЛЬКО
ДУША И НЕ ОТДАННАЯ ХОЛОДУ ТЕПЛОТА. ОНА ДОЛЖНА БЫТЬ, ЕЁ НЕЛЬЗЯ ОТДАВАТЬ. ЧТО БЫ
НИ СЛУЧИЛОСЬ, НЕ БУДЕТ РАДОСТИ, А ТОЛЬКО БЕСКОНЕЧНЫЕ МУЧЕНИЯ, НО... НЕТ, НЕЛЬЗЯ.
ОНИ ИДУТ ПО ТРОПИНКЕ ИЗ РАСТРЕСКАВШЕГОСЯ АСФАЛЬТА ПО
НАПРАВЛЕНИЮ К ЧЕМУ-ТО СМУТНО ТЕМНЕЮЩЕМУ ВДАЛИ. ВОЕННАЯ ЧАСТЬ. ТО МЕСТО, ГДЕ ОНИ
ПОЗНАЮТ БОЛЬНЫЕ ТЯГОТЫ И НЕВЗГОДЫ. ЗНАЛИ БЫ, СКОЛЬКО ЭТИХ ТЯГОТ И НЕВЗГОД ИМ ПРЕДСТОИТ,
СМОГЛИ БЫ СДВИНУТЬСЯ? НАВРЯД ЛИ. А ТАК - ИДУТ.
И ДАЖЕ СПЕШАТ.
- Пора вставать! - услышав похлопывания по своему
плечу, разжимает уши и открывает глаза дембель.
На него смотрит абсолютно пьяное лицо кореша, жующее
колбасу и перепачканное чем-то навроде кетчупа с сажей.
- С дембелем тебя!.. Так ты из армии? - спрашивает
забывший обо всём кореш, и выкидывает обкусок колбасы через спину.
- Ну как там? Ничего? Живой? - добавляет те же вопросы
кореш, выковыривая ножом застрявшую в зубах колбасу.
Ничего не ответив, дембель выхватывает из тут же
ослабевших рук кореша нож и, вмиг сорвав с себя майку, умело и быстро расчерчивает
им вдоль и поперёк свою грудь. Сразу же выступает кровь, и отдельные капли струятся
вниз по штанам.
- Ты чего? - только и может произнести застывший в
поражении кореш. Его идеальной формы треугольники и ясные как стекло глаза
объективируют, что он уже трезв, и трезвее некуда.
- Ничего! - громко выкрикивает дембель, и сидевшая на
брёвнышке и спавшая беленькая просыпается, уставившись на него такими же ясными
глазами, а он полосует себя опять.
В этот момент тугодумие оставляет его, и он уже не думает,
кромсая свою тугую и ненужную плоть, потому что она ему только мешает...
- Живой! - кричит дембель, да так громко, что будит
чёрненькую в машине, и снова полосует себя по груди, и кровь уже обильными
струями течёт по его телу, окрашивая в красный цвет его штаны.
В этот момент он совсем не хочет жить, потому что
такая жизнь для него и на грамм не жизнь...
- Нормально! - и нож оставляет ещё одну страшную рану
на изрезанном теле служивого.
Посмотрев на его лицо, и не глядя ниже - на кровь, теперь
наконец можно и вправду сказать: с ним всё нормально, потому что, кромсая себя,
он уже не бесстрастен, он улыбается...
Но гражданские уже несутся к своей консервной банке.
Что они думают? Что понимают? Сумасшедший! Ножом! Совсем ненормальный! -
примерно думают они и понимают, но понимают не очень верно. Совсем ненормальный?
Да - именно так! Совершенно, полностью, совсем ненормальный! Но... он не сошёл с
ума; он просто устал и хочет немного отдохнуть.
Спустя мгновения консервную банку вместе с двумя
девушками и корешем сдувает, как ветром, а у дембеля выпадает нож из рук и он
подносит руки к груди, чтобы закрыть свои раны. Он опускается на колени и рыдает,
но не от боли, которая для него никакая не боль. А потом он обвязывает тело
остатками своей майки и, когда кровь перестаёт идти, он поднимается и идёт
собирать оставшийся от компании мусор, чтобы не оставлять после компании ничего
нормального, загаженного и свинского. И рядом отдыхающий народ шарахается при
виде окровавленного человека, собирающего обкуски и бутылки в какую-то сумку.
- Зачем? - могут удивляться испуганные обыватели,
разбегаясь от него в разные стороны...
А может ли кто удивиться, из какого ада он прибыл??
ОН СПЛЁВЫВАЕТ. ПЛЕВОК ПРИРАСТАЕТ К АСФАЛЬТУ ЛЕДЯНОЙ
КОРКОЙ. ВОКРУГ НИХ ПО ОБЕИМ СТОРОНАМ СГУЩАЕТСЯ ЛЕС - ВИДИМО, КАКОЙ-ТО
ЗАПУЩЕННЫЙ ПАРК. ДЕРЕВЬЯ И ДЕРЕВЬЯ. ПОВАЛЕННЫЕ НАЗЕМЬ ОСТАТКИ СКАМЕЕК ВДОЛЬ
ПОТРЕСКАВШЕЙСЯ АСФАЛЬТОВОЙ ДОРОЖКИ. ВПЕРЕДИ - ВОРОТА.
- ПРИШЛИ, - РАЗЖИМАЮТСЯ ОЛЕДЕНЕВШИЕ ГУБЫ ПРИЗЫВНИКА.
- ВИДНО, - ТАКИМ ЖЕ МАКАРОМ ОТВЕЧАЮТ ДРУГИЕ ГУБЫ.
- РАЗГОВОРЧИКИ! - НЕОЖИДАННАЯ КОМАНДА ОФИЦЕРА. ПОДЧИНЁННЫМ
ПОРА ПРИВЫКАТЬ... НО СТАРЛЕЙ УЛЫБАЕТСЯ. ОН ПОШУТИЛ.
А ТРОИМ ПОДХОДЯЩИМ ВМЕСТЕ С НИМ К ВОРОТАМ ЧАСТИ МОЛОДЫМ
ПРИЗВАННЫМ НЕ СМЕШНО. ИМ СОВСЕМ НЕ СМЕШНО. НАВЕРНОЕ, УЖЕ НЕТ НИЧЕГО, ЧТО МОГЛО
БЫ ИХ - НЕТ, НЕ ТО ЧТО РАССМЕШИТЬ - ТОЛЬКО ЧУТЬ ПРИОБОДРИТЬ. ДВОЕ ПРИЗЫВНИКОВ
ГЛЯДЯТ ИСПОДЛОБЬЯ НА ОФИЦЕРА, И ВИНОВАТО ОПУСКАЮТ ГЛАЗА.
В ЧЁМ МЫ ВИНОВАТЫ? - НЕ ГОВОРИТ ОДИН ИЗ НИХ. - В ТОМ, ЧТО БУДЕМ СЛУЖИТЬ? В ТОМ, ЧТО
БУДЕМ НОСИТЬСЯ И УНИЖАТЬСЯ? В ТОМ, ЧТО БУДЕМ ДУХАМИ, А ПОТОМ ДЕДАМИ, А ПОТОМ
ДЕМБЕЛЯМИ, А ПОТОМ... КЕМ МЫ БУДЕМ? ГДЕ МЫ БУДЕМ?.. СЕЙЧАС МЫ ЗДЕСЬ И... ВИНОВАТЫ В
ТОМ, ЧТО ТОЛЬКО ЖИВЫ, ЧТО СУЩЕСТВУЕМ?
ТРЕТИЙ ПРИЗЫВНИК, КАК ВСЕГДА, МОЛЧИТ И ИДЁТ, ЗАКРЫВ
ГЛАЗА.
В ВОРОТАХ ПРОРЕЗАЕТСЯ БОКОВАЯ ДВЕРЬ - И ОНИ ЗАХОДЯТ НА
КРЫЛЬЦО. ОНИ НАХОДЯТСЯ УЖЕ НА ТЕРРИТОРИИ ЧАСТИ. ВПЕРЕДИ ПЛАЦ, ЗА НИМ - КАЗАРМЫ.
А СБОКУ ОТ НИХ - КАКАЯ-ТО КАМОРКА, ВНУТРИ КОТОРОЙ СИДИТ ОФИЦЕР. ЧЕРЕЗ ОКОШКО
СТАРЛЕЙ НАЧИНАЕТ ЧТО-ТО ГОВОРИТЬ. ТРОЕ НОВОБРАНЦЕВ СТОЯТ ЗА НИМ И СМОТРЯТ В ЭТО
ОКОШКО НА СИДЯЩЕГО ВНУТРИ ОФИЦЕРА, НА ОБСТУПИВШИХ ТОГО СОЛДАТ, НА ОДНОГО ИЗ
СОЛДАТ, КОТОРЫЙ ЧИСТИТ ТОМУ САПОГ, СКЛОНИВШИСЬ С ЩЁТКОЙ У СТУЛА...
СКОРО ОНИ ПОЙДУТ К КАЗАРМАМ ЧЕРЕЗ ПЛАЦ. ИХ ХОРОШО
ВИДНО ОТСЮДА. ТАМ, У КАЗАРМ, ТОЖЕ КАКИЕ-ТО СОЛДАТЫ. КАЖЕТСЯ, ЭТО СТАРОСЛУЖАЩИЕ,
ДЕДЫ... ДА, ЭТО ДЕДЫ - ПОТОМУ ЧТО КТО-ТО ИЗ НИХ ВДРУГ КРИЧИТ:
- ДУХИ, ВЕШАЙТЕСЬ!
КРИК ПРОБИРАЕТ ИХ ПОЛНОСТЬЮ, КАК ЭЛЕКТРИЧЕСТВОМ. ЭТО
КРИКНУЛИ ИМ - ОБМОРОЖЕННЫМ МАЛЬЧИШКАМ, ПРИЗЫВНИКАМ, ДУХАМ.
СТАРЛЕЙ КОМАНДУЕТ, И ОНИ ИДУТ К КАЗАРМАМ. А ОН - С
ОТКРЫТЫМ ЛИЦОМ ВЫСОКИЙ ПАРЕНЬ, ВСЕГО ЛИШЬ ОДИН ИЗ ТРОИХ - УЖЕ ЗНАЕТ: МОЖЕТ
БЫТЬ, ПРИДЁТСЯ УМЕРЕТЬ...
Прошлое выкинуло его из себя, но остаётся в нём и не
хочет его отпускать. И всё же он знает, что когда-нибудь оно отпустит его...
А настоящее? Он не может в него войти, да он и не хочет.
Он не хочет жить в настоящем!..
Но есть ещё одно время - будущее, и, возможно,
когда-нибудь он найдёт выход из этой тюрьмы. Возможно, когда-нибудь он будет
жить снова...
Целесообразно использовать в должности по ВУС-664244
<Из военного билета>.