Несчастный живёт так, как будто хочет сбежать, а счастливый так, как будто жить ему здесь вечно… но так как всё уходит, и жизнь тоже, несчастный счастлив от того, что у него есть выбор — его последнее прибежище, а счастливый — окажется без выбора несчастным, потому что ему бежать некуда.
Его настоящее имя было — Ли Юн Фан — и он пришёл в этот денежный мир, чтобы его уничтожить. Яростный кулак и поклонник Дао, он не любил лжи и притворства, а тем паче — искусственных рамок, налагаемых людьми друг на друга.
Чем бы он ни занимался, как бы он ни жил, — он всюду встречал сопротивление, как будто его хотели сломать, а он не ломался, трудился и шёл. Куда? По своему Пути, начертанному собственной рукой, в те области, где нет покоя. По своему Пути?
Он выходил из дома в Гонконге, куда приехал накануне да поселился, но уже успел не ужиться с <главными хозяевами> этого района. <Хозяева> неправы — он с ними общался без обиняков — они ему угрожали, — как он, американский актёр, сможет жить? Они ломали и убивали…
Здесь были кланы и группировки, всё было поделено на районы, и Ли Юн Фан должен был платить в своём районе дань. Или — если несогласен — драться. И умереть. Умереть?
Ли умел драться. Он занимался с детства. Его достижения удивляли, а чаще — приводили в шок несведущих в боевых искусствах зрителей. Как будто бы благодаря кун-фу он сам попал в кино. Как будто бы. Благодаря известности и славе…
- Несправедливо, — выжал Ли подошедшим к нему браткам с бамбуковыми палками, с нунчаками, которые они крутили в руках.
- Что ты сказал? — осклабился тип с золотым блеском изо рта. — Ты ищешь справедливости? Вы слышали, а? — обернулся золотозубый к двоим <собратьям>. И хихикнул: — Ха…
<Братья> хихикнули почти синхронно. Хихикнули с чувством хвастливого превосходства, которое у них было: они так думали. Но не успели они закрыть рты — как оказались на земле, в грязи, с разбитыми носами и губами. Так быстро выдал дань связной — за справедливость, против мира, Ли.
Он был китайцем, и был из традиционной семьи. Его отец и его мать были богаты, они могли путешествовать по странам. Он родился в Америке. Потом жил в Гонконге. Потом — продал непродаваемое в Голливуд.
Аврал да жадность, тупость да торговля небом, — было и будет, и сделало его кумиром, и он попробовал на себе вкус славы, — довольно отвратный вкус. Он выходил бороться с чудовищем, но вышел в итоге заложником — коварной киноиндустрии, — что может быть хуже продажи души?
Оставив нунчаки и бамбуковые палки на месте расплаты с братками, Ли отправился на съёмки фильма. Он обретался в кромешной, хищной бездне, был потерянным — несчастный, победивший в бою себя. Не сладко, чтобы жить. <В бою смерти я не увидел лишь Пути>.
Его положение не навевало положительностей. Их у врагов не было. Он же чувствовал себя крайне швах — и у него не было сил. Он пришёл на съёмки своего последнего фильма, у него страшно ломило голову, к нему подошёл какой-то тип…
- Ты что, самый сильный? Кинозвёзды все — трусы. Ну ударь меня, попробуй, — подначивал тот.
Ли ударил — не самым коварным ударом — да свалил <брата> в пыль. Тот еле приходил в себя, не помышляя ни до, ни вынужденно засим, как можно так быстро расправляться с противником — а Ли уже думал о том, как ему много придётся драться…
Он ошибался. Ему немного ведь осталось, — организм не выдерживал, душа стенала как резаный кот, — но Ли не обращал внимания на грани, которые бежал. Они его настигали. Он от них уходил. Они догоняли.
Вздыхали дюймы. Ведь шёл по лживому пути, и не ломаясь, но был загнанным, не наладил связь, — где хоть она в этом прогнившем мире? Его преследовал весь мир, вся система лжи и притворства, готовая убить кого угодно и сразу, — но у него была Ци…
Энергия его вдохновляла, — и кажется, да что там, видится наверняка, не будь она, он бы не был кумиром никогда — лишь позже он познал, что всё то, что его окружает, насквозь пропитано разлагающей коммерцией, и ему не под силу её победить…
Глядит судьба, не вниз тянется та, не воздвигнутая им идея. Ли с ней умрёт. Лучшей таблеточной смертью. Не отсняв должных плёнок. Не встретив блатного братка. Та — не встретила никакой связи в этом мире. Ли, уже проглотив таблетку, — держит Путь свой внутри.